Последнему - кость

Алексей одной затяжкой докурил сигарету, стрельнул окурок в крапиву. Двинуть бы Светке по голове, размазать по бревну, чтобы не слышать ее плача. Он подошел к цветущей вишне, рубанул ладонью по веткам. Белые лепестки рывками, будто подталкиваемые плачем, полетели к земле. Их парение приглушило Лешкину злость.

– Ну, чего ты?! Хватит реветь! – произнес он, подойдя к Свете, и погладил ее по плечу. Сустав колыхался в его ладони, и Лешка сделал усилие над собой, чтобы не сдавить плечо до хруста. – Не плачь, Свет... Не хотел я... Ну, хватит...

Домой шли огородами, Смирнова чуть впереди, обхватив руками грудь. Возле садовой калитки остановилась, ухватилась за верхушку штакетины, чего-то ожидая. Алексей переминался с ноги на ногу, не зная, что делать или говорить. Чем дольше так стояли, тем злее становился. Ногти привычно начали врезаться в ладони, в костяшках суставов появился зуд, как в заживающей ране.

И вдруг злость исчезла: Светка прильнула к нему, сухие губы обожгли уголок его рта. Хлопнула калитка, взбрехнул и звякнул цепью Полкан, тихо скрипнула дверь дома.

Глава пятнадцатая

Жарковатый выдался денек. Тут еще голова после вчерашней пьянки потрескивает, как перезрелый арбуз, а во рту погано, будто кошки там нагадили. Лешка лениво жевал травинку и вспоминал фразы из письма. Первый раз в жизни получил и выучил наизусть. Местами оно было непонятным, городским, а местами – Светкой Смирновой. «Мы же с тобой муж и жена...»

Быстро она за обоих решила! Неужели все так просто?! А впереди все как у родителей?.. Лешка сплюнул тягучий зеленый комок.

– Леха, так ты в ПТУ не пойдешь? – спросил Гришка. Лежал он на спине, с закрытыми глазами, и время от времени, выпятив нижнюю губу, сдувал с носа назойливую муху.

– Не-а.

– А чего, давай со мной на тракториста. Мастак сказал, что примет.

– Да пошел он. – Алексей отшвырнул травинку.

– Зря поссорился. Ванька говорил, он выделываться любит, припомнит все. К нему ведь попадешь: больше некуда.

– В город, может, поеду, если денег достаяу, – сообщил Алексей.

– В городе хорошо. – Гришка шлепнул ладонью по щеке, завозил толстыми пальцами, смахивая расплющенную муху.

Лешка отвернулся, чтобы не видеть пальцы. Они были похожи на те – бескровные, белые, с прямоугольными плоскими ногтями, а ногти с синеватым ободком. Но те спокойно лежали на животе. Лешкина рука тогда потянулась к ним – и опала на черную материю, которой была обшита сосновая доска, плохо оструганная, если рукой проведешь по ней, поймаешь занозу. Лицо было совсем непохожее: из-за шрамов. И вовсе это был не Вовка Жук, кто-то другой...

– Будешь. Леха? – угощает сигаретой Гилевич. После избиения он стал надломленным каким-то и заискивающим до тошноты.

Чиркнула спичка, и бесцветное пламя заколыхалось перед глазами, затемнило кончик сигареты, налила его красным. Горечь набилась в горло, щекочет ноздри.

Возле забора Димка Титов дразнит козу. Та мелко трясет бородой и, подогнув ногу, изображает нападение: чуть подается вперед, наставив на мальчишку рога. А Титов, высунув язык, кривится и хлещет веткой по бородатой морде. Себя бы похлестал. Треугольная физиономия Димки как бы вогнута от ударов кулаком. Первый раз ударили по переносице, и вперед торчат чуб и остренький нос, а второй – по зубам, и подбородок стал такой же острый и выпирающий, как нос.

– Над козой, гад, издевается, – равнодушно произнес Алексей.

Гришка приподнялся.

– Титов, что ли?

– Угу.

– Может, всыпем? – лениво спросил Тюха.

– Бить некого, – возразил Лешка. – Лучше привязать к забору и козу натравить.

– Кричать начнет, а Титиха дома, услышит, – заметил Гилевич. – Отведем куда-нибудь, а там...

– И что с ним сделаем? – спросил Гришка.

– Раба, а? Как в киношке, что в субботу смотрели, – предложил Вовка.

– Можно, – согласился Лешка и поручил Гилевичу: – Позови его на Пашкино болото. Рыбу ловить.

– Откуда там рыба?

– От верблюда.

– А-а... – дошло до Гилевича. – Димка! Иди сюда!

Титов остановился метрах в пяти, чтобы успеть смыться в случае чего. Остренький нос дергался и целился то в Порфирова, то в Тюхнина, то в Гилевича. На треугольной физиономии любопытство чередовалось с подозрительностью.

– Пойдешь с нами на Пашкино болото рыбу ловить?

– Разве там есть рыба?

– Ну. Караси. Вот такие, – отмерил Гилевич ладонь. – Вчера бреднем ведро наловили.

Титов смотрел на него недоверчиво.

– Мы будем бредень таскать, а ты рыбу и нашу одежду переносить. Улов поровну, – объяснил Алексей.

– А бредень где?

– Там спрятан.

Титов колебался.

– Как хочешь, – равнодушно произнес Тюхнин, – и без тебя справимся.

– Нет, я пойду, – согласился Титов.

Порфиров шел последним. Титов не поспевал за Гришкой, приходилось подгонять.

– Не отставай, – толкал в спину Алексей.

Доходяга чертов! Сестра вон какая, а этот... Но та тоже – стерва! Смеялась ему в лицо и грозила написать Светке, недотрога, а саму за клубом втроем... Кулак Лешкин опять угадал между острыми лопатками.

– Не отставай!

– Я и так запыхался! – ноющим голосом оправдывался Титов.