Последнему - кость

Бандитка недовольно вздохнула, зашевелилась. Ее рука придвинула Порфирова, зашарила в брюках. Лешке было неловко, хотелось ударить по этой руке. Шершавая ладонь высвободила упругую плоть, подтолкнула Лешку:

– Залазь.

Женское тело было мягким и теплым, Алексей ощущал его через свою и ее одежду, но боялся налегать, думал, что сделает больно, а за это грубо оттолкнут. И ждал-подсказки или помощи.

Бандитка еще раз вздохнула, ее рука протиснулась между телами, с бесцеремонностью указала путь...

Кап... кап... кап... – дробилось у уха. Лешка лежал на мягком женском теле и тяжело дышал. Все произошло быстро и совсем не так, как мечталось, хоть плачь от обиды и разочарования. Возле другого уха послышалось чавканье, и кулак просился унять его. И еще было удивление: и стоило из-за этого так мучиться, гореть?

Алексей неуклюже слез, стараясь не прикасаться к Бандитке, потому что чувствовал к ней отвращение, желание избить. Шагнул – баня качнулась, потолок налег на плечи. Алексей тряхнул головой и рванулся к двери.

– Следующий! – ухарски повторил он.

Мимо, задев локтем, просопел Гришка. Порфиров злорадно улыбнулся ему вслед. Надетая фуфайка придала уверенности, будто до этого был голым и беззащитным, но встретиться взглядом с Ванькой боялся: догадается обо всем.

– На, выпей, – придвинул Тюха-старший стакан, в котором на донышке была водка. – Немного припрятал, чтоб отпраздновать.

Лешка выпил, как больной долгожданное лекарство.

– Ну, как, здорово, да?

– Угу! – с деланным восторгом подтвердил Алексей.

– Баба – что надо! А опытная! Не то, что молодые!

– Ага!

– У меня были оторвы, особенно та, из детского садика, но куда ей до этой!..

Порфиров делал вид, что внимательно слушает, но в голове было пусто, словно мысли испарились в бане и осели холодными каплями на стены.

Гришка вернулся быстро. А может, его не было долго – Лешка не заметил. Втроем пообменивались односложными и слишком восторженными впечатлениями. Вышла Бандитка, швырнула Ваньке пальто, сгребла и рассовала по карманам остатки еды.

– Водки нет? – услышав отрицательный ответ, буднично сказала: – Пойду я. Кудой тут ближе?

Они вывели ее огородами к проулку, остановились у забора и закурили, наблюдая, как женская фигура размывается в темноте. Алексей вдруг почувствовал, что томившее его в предбаннике желание вновь наполняет тело. Разочарование и злость исчезли, появилось щемящее, тревожное ожидание. Догнать бы Бандитку, повалить в снег и на этот раз действовать решительно и страстно. И была уверенность, что все кончится по-другому, намного лучше, ярче.

– В субботу приеду, опять приведем, – словно угадал Лешкины мысли Ванька.

– Надо будет.

– Вот только где деньги взять?

– Достанем, – заверил Лешка.

Однако деньги оказались не нужны. Через три дня проститутки сдались, вышли на работу, и когда еще через день Порфиров встретил Бандитку и спросил, свободна ли в субботу, она оглядела его, точно незнакомого.

– Пошел ты!..

Глава одиннадцатая

Владимир Жук выбежал из магазина с бутылками пива в руках и под мышками.

– Возьми пару: выскакивают, – попросил он Лешку. – Купил десяток, а то разберут до вечера.

Алексей помог уложить бутылки за сиденье.

– Ну что-поехали? – скомандовал Жук.

– Тут Сашка Ридель просит, чтоб до развилки подкинули.

– Пусть садится.

– Залазь, Риделенок! – позвал Лешка худого белобрысого мальчишку в сдвинутой на затылок шапке и в длинном пальто и с большой авоськой, набитой хлебом.

Груженый КамАЗ чихнул тормозами, медленно пополз навстречу солнцу. Светило оно ярко, грело через стекло. В открытое окно врывался холодный, но уже пахнувший весной ветер. Укатанные колеи потеряли ледяной блеск, кое-где появились мелкие лужицы. Колеса расплескивали воду, норовили вырваться из колей в рыхлый, ноздреватый снег. Лешка умело удерживал их и прислушивался к разговору соседей по кабине.

– Из школы? – спросил Вовка, отхлебнув пива из бутылки.

– Да, – как и все местные фины, коротко и угрюмо, будто делал большое отдолжение, ответил Сашка.

– А чего на автобусе не поехал? – Жук, поняв, что Ридель не скоро разродится с ответом, предположил: – Ждал, когда хлеб привезут?

– Да.

– Сломался, – объяснил Жук, имея в виду хлебовозку, – на буксире притащили, у нас в гараже ремонтируют. Хлеба на всю деревню набрал?

– Нет.

– Сколько у вас там дворов? Восемь?

– Семь. Оттиха умерла. Осенью, – в три приема ответил Сашка и, видимо, даже сам удивился своей болтливости.

– Помню, – подтвердил Вовка и с шумным бульканьем влил в глотку пива. Еще раз приложился, и бутылка закувыркалась в грязный придорожный снег. – Весна начинается. Как и осень – гиблое время для стариков. – Он закурил, открыл вторую бутылку. – От развилки сколько – километра полтора до дома?

– Может, полтора.

– Не боишься один?

– Нет.

Односложные ответы надоели Жуку, отбили охоту спрашивать, поэтому полностью отдался пиву. Вскоре вторая бутылка улетела в окно, за ней – третья. Жук лениво потянулся, выпятив рвущие рубашку бугры мышц, по-кошачьи пощурился на солнце, которое клонилось к лесу, сонно похлопал глазами.

– Вздремну я.