Последнее желание

Нехотя оборачиваясь к лестнице и сдерживаясь, чтобы не предложить помощь – хотя чем она могла помочь, учитывая, что своих детей у неё нет, – она прошла в гостиную. Миссис Бейкер и миссис Варен продолжали обсуждать возможные причины крика мальчика, что могло заставлять его так страдать, в красках обсуждая вещи, которые миссис Питерсон было бы лучше не слышать, так как от газиков и несварения они уже перешли к теме детской смертности, неизвестных болезней и сглазу. Слушать это Менди было очень сложно, и она всё же вышла из комнаты обратно в коридор и бросила взгляд вверх, через лестницу, проверив, что на лестничной клетке второго этажа никого нет. А маленький мальчик продолжал невыносимо громко кричать.

Сердце Менди было больше не в силах оставаться незаинтересованным в облегчении мучений ребёнка, хотя она всё ещё плохо понимала, в чём будет полезна, и направилась вверх по лестнице. Гадать в какой они комнате не пришлось, слёзы ребёнка служили маяком, и девушка, пройдя ко второй двери, тихо постучала и поспешила пройти внутрь.

Миссис Питерсон не смела показывать свои эмоции на первом этаже, но тут, в детской комнате, держа ребёнка на руках и не понимая, как ему помочь, она изливалась горькими слезами. Она качала его на руках, а рядом была прислуга, которая суетливо меняла постельное бельё в кроватке мальчика.

Увидев всю эту картину, Менди поняла, что совершенно бессильна, и зря она в целом поднялась сюда, застав Катрин в таких расстроенных чувствах. Она поняла, что должна была оставаться на первом этаже и уже хотела выйти, закрыть за собой дверь и спуститься обратно в гостиную, но миссис Питерсон, заметив её, сказала:

– Не уходи.

– Миссис Питерсон, – выдохнула Менди. Проходя к женщине и чувствуя себя очень неуверенной в своих силах, она смотрела на мальчика в её руках. Он очень громко кричал, всё его лицо покраснело, а на лбу выступила вена, которая пульсировала, а всё его крохотное тельце дрожало. Он был совсем крохотный, словно с последней их встречи, он уменьшился и очень сильно похудел. Глядя на это, Менди почувствовала, как в такт пульсации венки у неё забилось сердце, и глаза неприятно защипало. Но плакать было нельзя, не при Катрин.

– Я не знаю, что мне делать, – миссис Питерсон была на грани, она была готова начать кричать сама, – он плачет всё сегодняшнее утро, я вызвала врача, но он сказал, что с ребёнком не случилось ничего серьезного – он делал ему пиявки и сказал давать ему странные таблетки, а как я дала одну, он стал кричать ещё громче. Менди, что, если он умрёт?

Менди замерла, она смотрела на знакомую, но всё внутри неё дрожало и пульсировало от ужаса. Миссис Питерсон было необходимо было отдохнуть, отдышаться и поправить волосы, и Менди протянула руки к мальчику.

– Давай мне, я подержу, а Вы – успокойтесь, ничего не случится с Вашим сыном, – а затем она перевела взгляд на служанку, – подайте миссис Питерсон воды и усадите в кресло, ей нужно перевести дух.

Катрин была благодарна. Она отдала ребёнка Менди, и та, взяв его на руки, поняла, что он стал совсем лёгким, настолько, словно родился только вчера. Он трясся, кричал, его руки стянул рефлекс, и он не разжимал кулачков, и пальчики его посинели. Но Менди нельзя было показывать свои опасения, она покачивала его и даже стала тихо напевать колыбельную, которую когда-то узнала от своей матери.

Миссис Питерсон, как и попросила девушка, посадили в кресло и подали ей стакан воды. Она выглядела замученной, слабой, словно детский крик высасывал из неё все её силы. Она откинула голову на спинку кресла и смотрела, как Менди укачивает её сына. Он продолжал плакать, все попытки успокоить его были тщетны. Мисс Блумфилд понимала, что скорее всего он чем-то болен, а помощь врача оказалась неэффектной, ко всему она пугалась того, каким крошечным казался восьмимесячный ребёнок.

– Если он умрёт, я сама умру, – заговорила миссис Питерсон.

Менди понимала, почему женщина настолько перепугана. Мысль о потери ребёнка сокрушительна, а миссис Питерсон рисковала потерять своего первого и на данный момент единственного ребёнка, но более опытные женщины, которые сейчас сидели внизу в гостиной, уже не воспринимали смерть ребёнка как повод для собственной смерти. Среднестатистическая женщина в Англии из десяти рождённых детей могла отправить в школу только пять, а во взрослую жизнь выпустить трёх из них. Высокая детская смертность была ужасной частью материнства.