Последнее заклятье

— Он этим обезопасил и тебя и меня от того козла с острова Талод. Если бы не это…

— Заклятие Темной Силы позволяется произносить только три раза за всю свою жизнь, — мрачно объяснила Ларка. — После этого маг умирает.

— А сколько раз его произносил Гилэйн?

— Не знаю.

— М-да… Надеюсь, что это было во второй раз… — нахмурился я.

В замке Кренга нас уже поджидали с нетерпением. К Тилаку сразу подбежал молодой слуга и что-то зашептал ему на ухо. Тилак нахмурился и повернулся ко мне.

— Старый колдун плох, — заявил он. — Слуга говорит, что он не доживет и до утра.

— Но сейчас он жив? — с надеждой спросила Ларка.

— Пока жив, — кивнул Тилак. — Но мой собственный лекарь сказал…

— Твой собственный лекарь не умеет того, что умею я! — ответила Ларка.

Она соскочила с коня, легко взбежала по ступенькам и скрылась за дверью.

— Какая женщина!… — восторженно прошептал Тилак, глядя ей вслед.

— Молодая и глупая, — пожал плечами я.

* * *

Отряд, возглавляемый Тилаком, выступил из замка на рассвете. Его сопровождали восемь вместительных крытых повозок, которые битком были набиты провизией, а также латами, оружием и прочим железом благородных рыцарей. Всего в этом отряде насчитывалось сорок пять рыцарей, и мы решили не отказываться от настойчивых предложений Тилака идти вместе с ними к Хадру. Все-таки это было нам почти по пути.

Тилак ехал рядом с Ларкой и что-то ей оживленно рассказывал. Судя по обрывкам фраз, доносившихся до меня, Тилак Ларку активно клеил, что заключалось в бессовестном вранье о своих подвигах и битвах со всякой нечистью. Ларка, к моему удивлению, воспринимала его слова всерьез. Или делала вид. Во всяком случае, ее не особенно удивляло то, что в своих ратных подвигах Тилак, по его словам, перебил количество народу, раза в четыре превосходящее все население страны. Герой, одним словом.

Я очень боялся, что после этих своих заклинаний и заклятий Гилэйн загнется по дороге, и старался держаться поближе к его лошади, опасливо на него поглядывая. Но старик выглядел молодцом. Ничто уже не напоминало в нем ту еле шевелящую языком развалину, которую мы с Ларкой застали накануне вечером в замке барона. Постепенно я успокоился и перестал волноваться за Гилэйна. И тогда смог немного отстать от отряда, чтобы хоть чуть-чуть побыть в одиночестве. Что ни говори, а устал я от людей. Особенно за последние несколько дней.

А все почему? А все из-за своего дурацкого характера! Вот, к примеру, чего это я так переживаю за здоровье Гилэйна? Что он мне, родственник, что ли? Или я врач и смог бы помочь Гилэйну, если б тому вдруг в пути стало хуже?

Глупая у меня привычка — вести себя как все нормальные люди. У Йорки, кстати говоря, тоже такая привычка имеется. Хотя, может быть, именно поэтому мы с ней до сих пор и живы. Ведь все остальные Бессмертные сгинули, как и не было их. Они пытались заполучить власть, богатство, почет. Какой, на фиг, почет?! Травили их и резали во время переворотов, всех этих Бессмертных Принцев Лаоэрта! А ведь их было не так уж и мало — Варар, Киара, Эксан… Баба эта — Арла, кажется… Принцесса Лаоэрта… Каждый из них стремился захватить Трон, но ни один из них не смог его достаточно долго удержать. И никто из них не выжил. Всех перебили за какие-то сто лет. А Бессмертные люди к тому времени уже перестали рождаться в Межгорье.

Мы же с Йоркой шлялись по иным мирам и поэтому остались в живых. И еще потому, что нам вся эта борьба за власть была до лампочки. Накушались мы с ней этой власти еще во времена Старой Степи.

Все эти Бессмертные, рвущиеся к трону, родились уже после победы над инксами, и они не знали, что такое — власть. Они знали, что они Бессмертные, и очень остро ощущали свою исключительность. Они хотели, чтобы их исключительность осталась в веках. Им это было в кайф — стать Принцем Лаоэрта, повелевать всем народом. Одного они не учитывали — подобное желание было в кайф очень и очень многим простым людям. И эти самые «очень многие» не всегда стеснялись в средствах для достижения своей цели.

Я иногда ловил себя на мысли, что мы с Йоркой порой просто забываем о том, что мы Бессмертные. Ибо преимуществ это не давало никаких, особенно после того, как перестала звучать для нас «песня смерти». Мы и правда отличались от остальных людей только тем, что могли жить бесконечно долго, не старея при этом. Йорка, например, до сих пор, наверное, выглядит двадцатипятилетней. Да и я сам тоже не тяну на свои две с лишним тысячи…

Одна опасность подстерегает нас с Йоркой — скука. Скука и отсутствие новизны. Торчишь в этой жизни, как камень в горной реке. Все вокруг течет и меняется, а ты — нет. Наблюдаешь, как из маленького семечка рождается, вырастает и обращается в прах огромный дуб, и знаешь, что так будет всегда. Поэтому, наверное, я и избрал местом своего обитания Сиузские горы — скалы изменяются не так быстро, как весь остальной мир. И, кроме того, в горах ты избавлен от присутствия других людей. А люди стареют и умирают быстрее, чем те же самые деревья…

* * *