Последнее время

И если есть предел времен,
То зыбкий их объем
Меж нами так распределен,
Чтоб каждый при своем.
Я так и вижу этот жест,
Синклит на два десятка мест,
Свечу, графин, парчу,—
Среду вручают, точно крест:
По силам, по плечу.
Нас разбросали по Земле —
Опять же неспроста,—
И мы расселись по шкале,
Заняв свои места.
Грешно роптать, в конце концов:
Когда бы душный век отцов
Достался мне в удел,
Никто бы в груде мертвецов
Меня не разглядел.

Кто был бы я средь этих морд?
Удача, коли бард…
Безумства толп, движенье орд,
Мерцанье алебард —
Я так же там непредставим,
Как в адской бездне херувим,
Как спящий на посту,
Иль как любавичский Рувим,
Молящийся Христу.

А мне достался дряхлый век —
Пробел, болото, взвесь,
Седое небо, мокрый снег,
И я уместен здесь:
Не лютня, но и не свисток,
Не милосерден, не жесток,
Не молод и не стар —
Сверчок, что знает свой шесток,
Но все же не комар.

…Ах, если есть предел времен,
Последний, тайный час,—
То век грядущий припасен
Для тех, кто лучше нас.
Наш хлеб трудней, словарь скудней,
Они нежны для наших дней,
Они уместней там,
Где стаи легких времирей
Порхают по кустам.

Там нет ни ночи, ни зимы,
Ни внешнего врага.
Цветут зеленые холмы
И вешние луга.
Страдают разве что поэт
Да старец, после сотни лет
Бросающий курить;
Там, может быть, и смерти нет —
Не все же ей царить!

…Но нет предела временам
И радости — уму.
Не век подлаживался к нам,
А мы, увы, к нему.
В иные-прочие года,
Когда косматая орда
Имела все права,—
Я был бы тише, чем вода,
И ниже, чем трава.

Я потому и стал таков —
Признать не премину,—
Что на скрещении веков
Почуял слабину,
Не стал при жизни умирать,
И начал кое-что марать,
И выражаться вслух,
И отказался выбирать
Из равномерзких двух.

И запретил себе побег
И уклоненье вбок,—
А как я понял, что за век,—
Об этом знает Бог.

И не мечтал ли в восемь лет
Понять любой из нас,
Откуда ведает брегет,
Который нынче час?

2000 год

Восьмая баллада