Последнее танго

Столько лет, проходя мимо драмтеатра, я мечтала попасть сюда, а тут за день второй раз иду. Гордая, уверенная в себе, такая счастливая. До театра еще минут пять ходу. Боже, что это? Народу не пройти. Разом моя горделивая осанка осела. Куда иду, зачем иду? А тут проныры-спекулянты с билетами, предлагают купить. Тут же на них толпа налетает. Кому не хватило, отходят с кислыми лицами, а счастливчики несутся к светящемуся огнями парадному входу. Я уже сомневаюсь, пропустят ли меня с кусочком моей картонки. Увидела, что программки продают, подошла, услышала цену, поняла, что не по мне. Знакомых поискала глазами, с кем-то перекинулась ничем не значащими фразами. Отметила, что все местные, чужих не было. Постояла еще, потом все же решилась подойти к входу. Протягиваю контрамарку, билетерша улыбается:

– Проходи, милая. Администратор тебя ожидает уже.

Действительно подошел дежурный администратор, вручил мне программу, ту самую, что купить не смогла, проводил до ложи, в которой никого не было. Я первая. Вошла, села на указанное в контрамарке место. Прямо передо мной сцена, вспомнила свою дневную зависть к тем, кто будет в первом ряду партера сидеть. Там в моем кресле какой-то дяденька, перехватил мой взгляд, явно решил, что кокетничаю с ним. Пошли звонки: первый, второй, третий. В ложе так никто и не появился. А в зале все места заняты, в проходах стоят, только что на люстрах не висели. Даже неловко было, что я одна. Решила, что народ опаздывает.

В это время свет в зале погас, медленно стал расходиться занавес. На сцене уже сидели музыканты в черных костюмах, белых рубашечках с бабочками. Ты вышел с гитарой, в русском костюме с легким цыганским налетом, в сапожках. Мне показалось, ты был немного напряжен, но когда зал взорвался аплодисментами, приветствуя тебя, стало заметно, как заблестели глаза, ты и двигаться стал увереннее. Было ясно – одесситы тебя приняли. Первой была та самая народная песня на румынском «Поведи меня снова, дорожка». Прозвучало очень мелодичное вступление. На первом куплете мне показалось, что возникло легкое напряжение в зале. Странно, румынские народные песни очень лиричны. И «Поведи меня снова, дорожка», которой начинался твой концерт, не просто красивая песня, она и о твоей дорожке, и о дорожке каждого в свое детство. Я так восприняла, передаю те свои ощущения, хотя поняла всего 5–7 слов, не более. Сегодня я знаю, о чем эта песня. Такими песнями не развлекают, а думать и плакать заставляют.

По залу прошел шепоток. Те, у кого были программки, в недоумении стали изучать их. Но музыка и ты победили, захватили внимание зала очень быстро и увлекли. Ты понимал, что это реакция на румынский язык. Знал, что это результат пропаганды, что на тот момент румыны считались оккупантами, значит все, что с ними связано, их язык, традиции – плохо. У тебя на то своя философия была – красивая песня не должна иметь национальности. И ты это доказал. Напряжение в зале исчезло, и зритель вернулся к тебе. Без объявления и перехода ты спел «Две гитары». Песня была встречена восторженно, аплодисментами и криками «браво!».

Я уже писала, что твой репертуар знала плохо, но после репетиции каждая песня стала старым добрым другом. Ловила себя на том, что подпеваю. Ты поглядывал на мою ложу, я в такие минуты чувствовала, что щеки у меня горят. Но когда объявили «Вам девятнадцать лет» и заиграл оркестр, ты подошел к краю сцены, ближе к ложе… Ты пел только для меня. Зал тоже смотрел на мою ложу. Кто с интересом, кто с улыбкой. Наверное, были и завистливые взгляды. Моя реакция? Растерялась! Мне как раз в том году в ноябре должно было исполниться девятнадцать лет.

Вам девятнадцать лет,

У Вас своя дорога,

Вы можете смеяться и шутить.

А мне возврата нет, я пережил так много,

И больно, больно так в последний раз любить.

Но дальше я никого не замечала, кроме тебя. Я была на сцене, рядом с тобой. И мне казалось, что в зале, да что в зале – во Вселенной мы одни. Закончилась песня. Последний аккорд прозвучал. Лишь аплодисменты вернули меня в действительность. А ты, уже без оркестра, под гитару повторил последние строчки. Как жаль, что этого романса не сохранилось в записи. Как жаль…

Потом звучали знакомые и незнакомые романсы, танго, шуточные песни.

Я не раз пыталась вспомнить, кто вел концерт в тот вечер. Не смогла. Только тебя помню. Ты очень легко двигался, голос прекрасно звучал. Как жаль, что Сокольский тебя не слышал в тот вечер. Он бы больше не переживал, что голос твой слаб. Первое отделение заканчивалось «Чубчиком». В последнем куплете ты заменил слова «Сибирь ведь тоже русская земля» на «Сибирь ведь будет вольная земля». Завершил «Чубчик» своим любимым очень эффектным танцевальным пируэтом-вертушкой. И застыл в луче света и шквале аплодисментов.