Последнее свидание

— Разве я не была такою, какою ты хотел видеть меня? Ты испугался моей любви — я успокоила тебя.

И он уже не мог бы отрицать, что не видел, не знал и этой любви, и тоски ее. И не мог бы скрыть, что он боялся их, потому что сам не ум ел, не мог любить; глумился над ними, потому что чувствовал их силу и правоту.

— Не встанет… не встанет…

Павел Аркадьевич быстро спустился по лестнице, накинул на плечи свою шинель и вышел на улицу.

— Расчувствовался! — думал он минуту спустя. — Но что же в том, если я и видел, и знал? Я тоже… любил, как мог. А опасения мои оказались ложными: ни насильственной смерти, ни записки. Жаль ее, конечно. Однако ни одного порядочного извозчика!

[1]