Последнее прощение

Он приблизился к одному из контрфорсов средневекового собора и облокотился о нагретый солнцем камень. Дело не в том, что он изменился, рассуждал он, изменились цели. Он выступил на стороне восставших, убежденный, что это политическое сражение, что идет война, призванная решить вопрос о том, как следует управлять страной. Но, открыв крепостные ворота, парламент выпустил на волю полчища чудовищ, которые рядились в религиозные одежды.

Сэр Джордж Лэзендер был протестантом и неколебимо отстаивал свою веру, но у него не хватало времени на проповедников, людей Пятой монархии, анабаптистов, фа-милистов, морталистов и прочие причудливые секты, возникавшие внезапно для того, чтобы проповедовать собственную разновидность религии. Фанатизм захлестнул Лондон. Всего два дня назад он видел, как совершенно голая женщина маршировала по Стрэнду, проповедуя учение рантистской секты, но прискорбнее всего было то, что люди принимали все это всерьез! Причем порой вместе с безобидной религиозной чушью выдвигались и коварные политические требования.

Парламент заявлял, что борется только против советников короля. Сэр Джордж знал, что это бред, но это придавало восставшему парламенту некоторое подобие законности. Целью парламента было вернуть короля на трон в Уайтхолле, на тот самый трон, который бдительно охраняли в ожидании его возвращения, чтобы затем вынудить его управлять Англией с согласия и при помощи парламента. Произойдут конечно же великие изменения. Епископов и архиепископа придется убрать, чтобы англиканская церковь больше походила на протестантскую. И, хотя лично ему епископы ничего плохого не сделали, он с радостью пожертвовал бы ими, если бы в результате король стал управлять страной в соответствии с законом, а не чьей-то прихотью. Но в душе сэр Джордж уже не верил, что парламент, если ему удастся разбить короля, сумеет воспользоваться своей победой.

Фанатики раздували восстание, меняли его направленность. Теперь они разглагольствовали об устранении не только епископов, но и самого короля. Проповедовали отмену собственности и привилегии, и сэр Джордж с ужасом припомнил популярный прошлогодний стишок:

Мы дворян поднимем насмех,

Пусть прикусят языки.

Джентри духом не воспрянут,

Не поднять им головы.

Сам сэр Джордж был джентльменом, а его старшая дочь Анна вышла замуж за графа Флита, дворянина. Граф Флит, верный пуританин, верил, что фанатиков можно обуздать, но сэр Джордж больше так не считал. Он не мог поддерживать то, что в итоге должно было уничтожить и его самого, и его детей. Поэтому он, хоть и неохотно, но решил перейти в противоположный лагерь. Он запакует свои драгоценные книги, серебро, оловянную посуду, мебель, расстанется с Лондоном и парламентом и вернется в замок Лэзен.

Конечно, без Лондона будет скучно. Он оторвал взгляд от Харингтона и с любовью посмотрел на двор перед собором. Сюда стекались безработные слуги в поисках новых хозяев, здесь книготорговцы расставляли свои лотки, здесь же под сенью креста святого Павла читались пламенные проповеди. Здесь была жизнь, пестрота, движение, и сэру Джорджу всего этого будет не хватать. Ему нравилась кипучая жизнь Лондона, его людные улицы, нескончаемый шум, длинные разговоры, ощущение, что то или иное событие происходит здесь потому, что так угодно людям. Он будет тосковать без политики, без смеха, без дома неподалеку от Чэринг-Кросс, из которого с одной стороны были видны зеленые поля, а с другой — дымный центр великого города. Но Лондон был сердцем предпринятого парламентом восстания. И, переходя на сторону короля, надо было позаботиться об отъезде.

— Сэр Джордж! Сэр Джордж! — Голос доносился со стороны Ладгейт-Хилла. — Сэр Джордж!

Он неохотно положил книгу на лоток. Этого человека он не мог проигнорировать, притворившись, что читает.

— Дорогой Джон!

Всего несколько минут назад сэр Джордж думал о своем зяте, графе Флите, и вот теперь раскрасневшийся, потный граф проталкивался сквозь полуденную толпу собственной персоной.

— Сэр Джордж! — крикнул он еще раз, опасаясь, что тесть все же может скрыться.

Сэру Джорджу было пятьдесят пять, и коллеги считали его стариком, хотя он по-прежнему оставался энергичным и подвижным. Волосы у него поседели, но в лице сохранилась живость, благодаря которой он выглядел моложе своих лет. Граф Флит же, напротив, хоть и был на двадцать лет моложе сэра Джорджа, имел вид человека, обремененного заботами и преждевременно состарившегося. По натуре он был серьезен и, сэру Джорджу казалось, даже скучноват. Подобно многим аристократам, он был убежденным пуританином, сражавшимся на стороне Парламента.

— Я подозревал, что встречу вас здесь. Я из Уайтхолла. — У него это прозвучало будто жалоба. Сэр Джордж улыбнулся.

— Всегда рад тебя видеть, Джон.

— Нам нужно поговорить об очень важном деле, сэр Джордж.