Последнее прощение

— Тогда, видимо, сходство сильное. Любопытно, что полотно рождено ненавистью. — Лопес пожал плечами. — Заметьте, после этого наша задача легче не стала. — Он завершил разговор о картине и снова вернулся к Договору. — Видите ли, к тому времени я на эти деньги уже довольно много всего приобрел. Вам принадлежат земли в Италии, Франции, Англии и Испании, — перечислял он. — Вы очень, очень богаты. Все эти земли, Кэмпион, приносят доход. Или в виде ренты, или в виде урожая. Очень-очень много денег. Сомневаюсь, сыщутся ли в Англии двадцать человек богаче вас. Мы предложили простое решение: контроль за землей остается у нас, доходы же передаются Мэттью Слайзу. Когда вам исполнится двадцать один год, доходы будете получать вы. Но это их не устроило.

Господин Кони сказал, что, раз мы контролируем землю, мы можем в один прекрасный день просто перекрыть золотой ручей. Сказал, что так ни у Мэттью Слайза, ни у вас не будет уверенности в будущем. — Лопес с сожалением покачал головой. — Вы и представить себе не можете, Кэмпион, как усердно пытались мы передать вам эти деньги и как это было трудно. Тогда мы разработали другой, более хитроумный план. Мы согласились отказаться от контроля над собственностью при условии, что вся она переходит к вам, когда вам исполнится двадцать один год. Вы бы получили контроль над землей, над доходами — надо всем, но и этого Мэттью Слайз не принял. Он полагал, что, если вы слишком быстро разбогатеете, очень велик будет риск, что вы скатитесь к языческому образу жизни ваших настоящих родителей. Он хотел получить побольше времени для спасения вашей души, и, в конце концов, мы согласились, что вы станете наследницей по достижении двадцати пяти лет.

Если помните, мы согласились передать контроль над собственностью, но не в руки Гренвилла Кони или Мэттью Слайза. Вместо этого все мы пришли к выводу, что распоряжаться землей будет Амстердамский банк. На это согласился даже Гренвилл Кони, потому что это единственный банк, которому доверяют все. Он принадлежит не какой-то одной семье, а целой нации и почти никогда никого не обманывает. И по сей день, Кэмпион, там распоряжаются вашим богатством.

Странно звучали слова Лопеса о «ее богатстве». Она не чувствовала себя ни богатой, ни даже состоятельной. Она была всего-навсего молоденькой пуританкой, отстаивающей свою свободу вдали от любимого.

Лопес смотрел в потолок.

— Банк распоряжается вашей собственностью. Он получает доходы от агентов по всей Европе. Агенты, конечно же, вычитают свое жалованье, и я ни секунды не сомневаюсь, что каждый из них вас обсчитывает. Банк берет свою долю за труды, и я уверен, что иногда баланс у них не сходится и в основном в их пользу. Каждый месяц деньги с посыльным направляются сэру Гренвиллу Кони. И он, дорогая моя, наверняка присваивает себе огромную сумму. Оставшуюся часть денег посылали вашему отцу, и в Договоре, который представляет собой соглашение, заключенное между нами четверыми и банком, говорится, что их следует использовать на ваше благо, образование и процветание.

Она расхохоталась при мысли о том, что Мэттью Слайз пекся о ее счастье.

— На самом деле, — объяснял Лопес, — здесь не было ничего особенно хитроумного, все могло бы даже и получиться, но была совершена одна ужаснейшая ошибка. Вашему отцу, Киту Эретайну, понадобилось вмешаться. Мы оговорили в Договоре возможность внесения изменений. Предположим, Англия вступит в войну с Голландией, и деньги выплачивать станет невозможно. В этом случае нам придется передать кому-то право распоряжаться собственностью, и мы приняли простое решение, что любых тре наших подписей будет достаточно для изменения Договора. Это представлялось вполне надежным, ведь очень маловероятно было, чтобы я или ваш отец когда-либо сговорились с сэром Гренвиллом Кони или Мэттью Слайзом. Но Киту приспичило все усложнить. А что будет, спросил он, если кто-то из нас четверых умрет? Не проще ли было бы, если бы у каждого была печать и он имел бы право передавать ее кому вздумается. Печать дает владельцу четверть власти над Договором и подтверждает подпись любого, кто обращается в Амстердамский банк по поводу Договора. Как я уже сказал, это была жуткая мысль, но, наверное, Кит уже задумал послать Мэттью Слайзу распятие, а Гренвиллу Кони — женщину, так что он настоял на своем.

Теперь, как видите, — посетовал Лопес, — требовались не три подписи, а три печати. Любой, собравший три печати, смог бы распоряжаться всем богатством. Всем. Смог бы положить конец Договору, Если сэр Гренвилл, у которого, как я подозреваю, сейчас две из них, сможет завладеть третьей, он просто отправится в банк и навсегда заберет оттуда все деньги. Все целиком. У вас ничего не останется.

Кэмпион спросила:

— И если у сэра Гренвилла две печати, никто не в состоянии изменить Договор?

— Совершенно верно. И потому вас надо было убрать до того, как вам исполнится двадцать пять лет.

Лопес поднял бокал и улыбнулся ей поверх него.