Последнее предупреждение

В конце концов, как они ни сопротивлялись, мне удалось уломать Игги и Газмана остаться на станции. «Уломать» — это, пожалуй, самое правильное слово. «Будете спорить, убью» — таков был мой последний решающий аргумент, сломивший их ожесточенные протесты. Они останутся с учеными и будут прочесывать окрестности станции. На случай, если Ангел и собаки вернулись на «Венди К», Надж с Майклом и Бриджит направятся обыскать корабль.

— Не надо бы вам лететь в такую бурю, — беспокоится Поль Карей. — Сейчас еще ничего, но ветер крепчает и скоро станет совсем опасно. Боюсь, придется потом разыскивать и вас тоже.

Натягиваю вторую пару носков и заталкиваю ноги в ботинки, а Клык закидывает на плечо моток спасательной альпинистской веревки.

— Макс, — пытается остановить меня Брайен. — Не смей никуда двигаться. Я приказываю тебе остаться.

Голос его звучит так сурово, что я невольно поднимаю на него глаза. Он, бедняга, даже посерел от страха.

— Послушайте, бесполезно меня уговаривать, — говорю я ему, застегивая молнию на парке и надевая капюшон. — Я умру, а свою семью в беде не брошу.

Поль скрестил на груди руки и вспоминает, что он капитан корабля:

— Макс, я приказываю тебе и Клыку не покидать пределы станции в такой шторм.

Не сдержавшись, я рассмеялась ему в лицо. Резко разворачиваюсь. Мы с Клыком уже готовы выйти наружу, как вдруг Брайен встает у нас на пути:

— Макс, ты не понимаешь…

Это уже слишком. Придется его утихомирить. Слегка поддаю ему и посылаю в нокаут.

Ошеломленный, он валяется на полу. Одной рукой трет скулу, растерянно таращится, явно не понимая, что произошло.

По крайней мере, так мне кажется. Выяснять подробности недосуг — мы с Клыком быстро перешагиваем через Брайена и хлопаем за собой дверью.

53

Сильный ветер в полете может быть настоящей радостью: подставил крылья ветру, меняй слегка угол разворота, чтобы не потерять воздушного потока, и пари себе на здоровье. Все равно что виндсерфинг на волнах. Только ни волн не нужно, ни пляжа, ни доски.

А теперь, мой внимательный читатель, обрати внимание на маленькое словечко «может». Потому что именно в нем — главная заковыка. «Может», если время не поджимает, если дел никаких срочных и если у тебя других забот нет, кроме как слиться с матерью-природой. А если тебе срочно требуется лететь против ветра, тогда кранты.

У нас с Клыком сила, считай, богатырская, а крылья… как бы это правильное слово найти… не суперменские, а суперавианские. Но что наша сила, если ветер сейчас такой умопомрачительной скорости, что сносит все подчистую. А вдобавок еще чертовски холодно. Имей в виду, дорогой читатель, что все слова в этом абзаце тщательно подобраны, чтобы только, не дай Бог, для малолеток редактировать не пришлось.

Короче, Клык и я из последних сил боремся с ветром. Попробовали взлететь над бурей, но поняли, что с такой высоты даже с нашим орлиным зрением ничего не увидим. Пришлось снова пойти на снижение. Держимся друг к другу поближе, от холода зуб на зуб не попадает, ветер вышибает из глаз слезы. Выписываем круги, все шире и шире, все дальше и дальше от станции. Но ничего не видим. Ничего, кроме белой пустыни. Льда. Валунов. Снега. Может, глобальное потепление все-таки не такая уж плохая перспектива?

— Гипотермия! — Клык перекрикивает ветер, я киваю и нервно кусаю себе губы. Одно дело, нам бороться с холодом. На лету и в движении это еще возможно. Но застрянь где-то, где не пошевелиться, тогда совсем труба. Упаси Господи, Ангел попала куда-нибудь в ледяную щель или ее занесло снегом — часа не пройдет, как насмерть замерзнет. А Тотал маленький, ему вообще получаса хватит.

Кружим-кружим — ни Ангела, ни собак, ни следов никаких. До меня доходит, что, скорее всего, все следы уже давно занесло снегом. Одно хорошо, Клык рядом, и мы с ним в одной связке. Смотрю на его внимательное, сосредоточенное лицо и чувствую укол в сердце. А от чего, не знаю. Наверно, от тоски по нем? Или от жалости к себе…

Он ощущает на себе мой взгляд и тоже глядит на меня. Я знаю, он видит меня насквозь, все мои мысли и чувства. Ничего я от него не могу скрыть. А уж свое смятение и подавно. Вдруг лицо у него стало мягче, он улыбается мне своей чуть удивленной, но, как всегда, кривой «Клыковой» улыбкой, и горести мои улетучиваются. Остается только одно и самое главное: найти Ангела.

— Не бойся, мы ее разыщем, — успокаивает меня Клык. — Мы ведь всегда ее, в конце концов, находим.

В воздух мы поднялись всего каких-то пятнадцать минут назад, но от холода, ветра и ужасной тревоги за Ангела кажется, что с тех пор как я врезала Брайену, прошла, по крайней мере, неделя.

И вдруг… Что там?.. Я даже больно себя ущипнула, дабы убедиться, что не брежу.

— Смотри, смотри! Вон там, видишь вон те следы? — прямо под нами слабый сероватый намек на утоптанную в снегу дорожку.

— Похоже, это пингвинья тропа, — предполагает Клык.

Ее заносит ветром прямо у нас на глазах. Прочерчиваю взглядом по снегу линию следов, и действительно, где-то в полумиле глаз упирается в черно-белую кучку плотно сбившихся вместе пингвинов.