Последнее представление

Та труппа тоже развалилась. Этот год вообще был ужасным для театров. Дела шли плохо у всех. Обедневшие люди в первую очередь отказывались от развлечений. Постепенно я расстался со всеми ценностями, какие у меня были. Перед отъездом из очередного города ломбард стал для меня столь же привычен, как сбор вещей в дорогу. Я дрейфовал, словно тонущий корабль, отмечая свой путь ценностями, которые приходилось выбрасывать за борт, спасая себя. Часы остались в одном городе, цепочка — в другом, кольцо — здесь, платье — там, писчие принадлежности и пенал с перьями пропали вообще неизвестно где. Так тянулось довольно долго, вплоть до начала мая, когда было написано это последнее письмо.

«Дорогой Джим! Ура! Наконец-то мне повезло. Надеюсь, все трудности уже позади. Я совсем уж отчаялся думал, что вообще не гожусь для этой профессии. Но сейчас все в порядке. С прошлой субботы я в новой труппе. Дела у нас идут просто великолепно. Наш новый шеф — прекрасный парень и отлично знает свое дело. Этот и осла заставит идти в гору. Афиши и объявления расклеены по всему городу. Он не считается ни с какими расходами. При этом он действительно прекрасный парень и, очевидно, человек большого ума — он очень ценит меня. Он сам предложил мне работу, увидев меня как-то вечером на сцене. Я исполняю Первого Прогуливающегося Господина за тридцать пять шиллингов в неделю. Наш шеф был в армии капитаном. Настоящий джентльмен, он никогда не задирается, ни во что не вмешивается, поэтому его все любят. Он хочет проехать по всему северу Англии, включая большие города Ланкашира и Йоркшира, а на зиму повезти нас в Лондон. Мне предложен контракт на два с половиной фунта в неделю. Я пока не дал согласия — чтобы не показаться слишком сговорчивым. Полагаю, что в таких делах всегда полезно немного потянуть время, поэтому я сказал ему, что должен все хорошенько обдумать, хотя, конечно же, приму его предложение. На этом, извини, должен закончить. Сейчас ухожу с капитаном обедать. Мы остановились здесь на три недели, а потом едем в X. Очень удобные комнаты. Твой…»

Это было написано во вторник. В субботу к двенадцати часам мы пришли в театр за жалованьем. Капитана там еще не было. Он отправился утром в одно из соседних поместий в гости к какому-то господину, своему большому другу, и поэтому еще не вернулся. Он должен был прийти вечером, и наш любезный исполнительный директор уверил нас, что жалованье выдадут после спектакля.

Вечером, когда закончилось представление, мы собрались около сцены и стали ждать. Не прошло и десяти минут, как наш трагик, который ходил через дорогу пропустить стаканчик, вернулся с испуганным лицом и сказал нам, что минуту назад видел вокзального кассира, который утверждает, что «Капитан» утренним поездом уехал в Лондон. Тут же появился помощник режиссера, который, оказывается, видел, как наш любезный исполнительный директор с маленьким черным саквояжем выходил из театра сразу после начала спектакля.

Я вернулся в гримерную, собрал свои вещи в узелок и снова спустился вниз. Тихо разговаривая, люди стояли около утомленной и ко всему безразличной сцены. Молча я прошел мимо них к служебному выходу, с трудом приоткрыл тугую дверь и придержал ее на минутку ногой. Посмотрев в темноту, я поднял воротник пальто и вышел на улицу. Дверь с грохотом закрылась за мной, и с тех пор я больше никогда не открывал таких дверей.