Последнее плавание адмирала

Мисс Эльма Фицджеральд была очень бледна. Но бледность объяснялась не переживаниями по поводу произошедшего с ее дядей, а скорее являлась свойственной людям с очень толстой, матовой кожей. Она была крупной и коренастой особой, с длинными конечностями и широкими плечами, и, очевидно, смотрелась бы лучше в длинном просторном платье, чем в юбке из твида и джемпере, которые она беспечно надела. Черты лица у нее были крупные, резко очерченные и грубоватые, с широкой нижней челюстью, тяжелым подбородком и почти сходящимися на ее бледном лбу темными бровями. Волосы темные и жесткие, уложенные в плоские косы вокруг ушей, а под глазами, едва открытыми, так что инспектор не смог с первого взгляда определить их цвет, залегли морщины и темные круги. Ему она представлялась непривлекательной, однако в этой женщине присутствовала какая-то изюминка, и при более мягком свете с использованием искусственных средств для осветления кожи и сокрытия морщин она могла бы выглядеть даже привлекательной.

– Да? – обратилась она к нему тоном резким и в то же время немного тягучим. – Что вам угодно?

– Сожалею, что мне приходится сообщать вам, мисс Фицджеральд, – начал инспектор Ридж, – о том, что с адмиралом Пинестоном произошло несчастье.

– Он умер? – произнесла она, и инспектор чуть подпрыгнул от неожиданности.

– Боюсь, да. Но вы… вы ожидали?

– Нет, но ведь полиция именно так сообщает печальные известия? Что случилось?

– С прискорбием сообщаю вам, – ответил инспектор, – что адмирала убили.

– Убили? – Ее глаза на мгновение широко открылись. Темно-серые, почти черные. Они бы прекрасно смотрелись, отметил Ридж, будь ресницы чуть длиннее. – Но… Почему?

Поскольку именно это инспектор и сам бы хотел знать, он немного помолчал.

– Его тело, – наконец проговорил он, – с ножевым ранением в сердце обнаружили сегодня в половине пятого утра в дрейфовавшей вверх по течению лодке.

Мисс Фицджеральд слегка наклонила голову в знак того, что слушает, и, казалось, ждала продолжения.

«Черт бы ее побрал, – подумал инспектор. – У нее хоть какие-то чувства есть? Можно подумать, что я ей сказал о том, что по лужайке гуляет кошка!»

– Боюсь, это станет для вас сильным потрясением, – заметил он.

– Вам нет нужды принимать во внимание мои чувства, инспектор, – промолвила Эльма Фицджеральд, бросив на него взгляд, откровенно говоривший: «И с вашей стороны в высшей степени дерзко касаться их!» – Полагаю, у вас есть предположения, почему… это произошло? Или кто это сделал?

– Пока не могу сказать чего-либо определенного, – ответил инспектор. – Не могли бы вы…

– Нет, – решительно произнесла мисс Фицджеральд. – Не имею ни малейшего понятия, зачем кому-нибудь понадобилось бы убивать моего дядю. Я думаю…

На этом фраза оборвалась. Что бы она ни думала, инспектор, сколько бы ни ждал, не смог бы разгадать ее мыслей.

– Что вы хотите, чтобы я вам рассказала? – наконец продолжила она. А в ее интонации слышалось: «Давайте побыстрее, а потом отправляйтесь по своим делам».

– Только вот это, – сказал инспектор. – Когда вы в последний раз видели адмирала Пинестона?

– Вчера вечером. Мы возвращались с ужина у викария.

– В котором часу? – Инспектор верил в то, что информацию нужно подтверждать из максимального количества источников.

– Чуть позднее десяти вечера. Часы пробили десять перед нашим уходом.

– Вы переплыли через реку, а затем подошли к дому вместе с адмиралом?

– Нет, он запирал лодочный сарай и сказал, что намеревается выкурить сигару перед отходом ко сну. Я пожелала ему спокойной ночи и направилась прямо к дому.

– В доме кто-нибудь находился, когда вы вошли туда?

– Нет, Эмери с женой легли спать. Приближаясь к дому, я видела, как зажигался и гас свет. Очевидно, они запирали двери.

– А после что вы делали?

– Поднялась к себе и легла спать.

– Вы не слышали, как адмирал Пинестон вошел в дом?

– Нет, но я особо не прислушивалась. Он часто долго не ложится, гуляя у дома, – ответила мисс Фицджеральд.

– Смею предположить, – продолжил инспектор, – что вчера вечером адмирал Пинестон выглядел огорченным и расстроенным?

– Нет. Отчего бы?

– У вас не возникло с ним никаких… разногласий?

– Вы имеете в виду мое замужество? Это… чистой… воды… сплетни. – В ее тоне прозвучало отвращение. – Дядя никоим образом не препятствовал моему браку. Полагаю, он немного беспокоился о том, как наилучшим образом обустроить его финансовую сторону. Однако это был единственный вопрос, который в свое время разрешился бы сам собой. Вот и все.

Но это совсем не все, отметил инспектор, иначе она бы так быстро не перескочила на другую тему.

– Значит, у вас нет предположений о том, что его тревожило?

– Я не сомневаюсь в отсутствии причин для этого, – ответила мисс Фицджеральд, сделав жест, намекающий, что аудиенция закончена.

– Понимаю.