– Могу. Но я проиграю дело. У семьи Маурицио большие связи. К тому же мне нужно будет доказать, что в Америке я могу предоставить Алессио лучшие условия.
– А у тебя не получится?
– Я же буду матерью-одиночкой. Я забеременела, как только мы поженились, и мы переехали сюда, когда Алессио было полтора месяца. У меня нет никакой профессии, только живопись, и все. Сам знаешь, какое в Америке дорогое лечение. А Алессио раз в два месяца попадает в больницу. Нет, даже если суд мне разрешит, я не справлюсь.
– Ты хорошо все взвесила?
– Я об этом давно думаю.
Росс провел рукой по гладкому боку бочки.
– А какая Маурицио разница, где вы? Ведь он почти не бывает дома.
– В Италии другие нравы. Здесь развод куда позорнее, чем измена. Его вполне устраивает нынешнее положение вещей. Дома у него жена, а в поездках – развлечения.
– А его самого не мучает то, что он тебе изменяет?
– Для него это пустяк, мелочь. Некоторые считают, что это только укрепляет брак. Вносит, так сказать, свежую струю.
– Значит, для Маурицио верность значения не имеет?
– Только в том случае, если речь идет о нем. Если бы я ему изменила, все было бы по-другому.
– Двойной стандарт?
– Еще какой!
– И как же ты это терпишь?
– Я воспитываю сына. И пишу картины.
– И то и другое у тебя отлично получается.
– Спасибо, – сказала она чуть слышно. И взглянула на часы. – Нам пора. Мануэла наверняка собирается закатить для нас настоящий пир.
Когда они поднимались по лестнице, Росс приобнял ее, и она положила голову ему на плечо.
– Если ты сегодня вечером свободен, мы можем устроить сеанс, – сказала она.
– Я в твоем распоряжении.
Мануэла ушла домой, Алессио лег спать. Окна в мастерской были открыты, хотя в воздухе уже чувствовалась осенняя прохлада. Росс сидел на стуле. Элиана работала уже больше часа, и они болтали о пустяках.
Он спросил:
– Как тебе мой итальянский? Только честно!
– У тебя потрясающий словарный запас.
– Я хорошо запоминаю слова. Произношение дается мне куда хуже. Я так и не научился произносить раскатистое “р”.
– У англоязычных людей с этим всегда проблемы. И у меня долго не получалось. А потом я познакомилась с американкой, которая говорила по-итальянски безукоризненно. И она мне сказала: “Милочка, говорить по-итальянски – все равно что целоваться. Все дело в том, как открыть рот”. И научила меня одной штуке. Хочешь, покажу?
– Конечно.
Элиана отложила кисть и подошла к Россу.
– Повторяй за мной: “Бибер. Бабер. Бубер”.
– Бибер. Бабер. Бубер.
– А теперь то же самое, но улыбаясь. И тяни первую гласную.
– Ладно. Бии-и-бер. Баа-а-бер. Буу-у-бер.
– А теперь на “р” вытяни губы. Как будто целуешься.
– Биибер. Баабер. Буубер.
– Росс, ты что, целоваться не умеешь?
– Дай-ка попробую.
Он наклонился и поцеловал ее.
Она замерла и закрыла глаза. Его теплые губы слились с ее губами. И когда поцелуй закончился, она с трудом перевела дыхание и растерянно посмотрела на него.
– Давно не практиковался, – сказал он хрипло. – Ну как, получилось?
– Да, вполне, – выдохнула она.
Раздался легкий стук. В дверях появился Лука.
– Прошу прощения, синьора Феррини. Я увидел, что у вас горит свет.
Элиана побледнела.
– Что случилось, Лука?
– Я принес показать вам праздничное меню.
– Положи вон там. Я утром посмотрю.
– Хорошо. – Он положил бумагу на полку и взглянул на Росса. – Извините за беспокойство. Спокойной ночи. – И он ушел.
Едва дверь закрылась, Элиана с тихим стоном прикрыла рукой глаза:
– Как ты думаешь, он видел?
– Не знаю. Ты уж извини.
Она опустила глаза:
– Какие пустяки. Это же ничего не значило.
– Разве?
Она молча посмотрела на него.
– Мне, наверное, пора, – сказал Росс и встал.
Элиана проводила его вниз. На пороге она положила руки ему на плечи, и он обнял ее. Они уже больше не смущались при прощании, но расставаться становилось все труднее.
– Завтра в то же время? – спросил Росс.
Она отвела глаза:
– Извини. Никак не приду в себя. Завтра какой день?
– Четверг.
– Завтра не получится. Мне надо готовиться к празднику. Ты ведь придешь?
– Собирался.
– Хорошо. – Она поцеловала его в щеку. – Спокойной ночи, дорогой!
Она закрыла за ним дверь и прижалась к ней спиной, думая о том, как прекрасно было бы быть с ним всегда.
9
Провизию доставили в воскресенье, в час дня, и на кухню, находившуюся над винодельней, стали носить огромные подносы с едой. Гости – сборщики винограда и работники винодельни – начали прибывать часа через три. Приходили в основном пешком. Старики припарадились, надели темные костюмы, которые носили не один десяток лет, жены молча семенили рядом. В винодельне мужчины собрались в кучку, а женщины отправились на кухню – помогать.
Молодые люди пришли в кожаных пиджаках или спортивных куртках, все – в цветастых рубашках, расстегнутых до пупка, с девицами под ручку и с сигаретами в зубах. Они заняли другой угол зала.
У Росса утром была экскурсия, и он приехал через час после начала праздника. Оркестрик с аккордеоном и гитарой играл народные мелодии. Гости веселились от души.
Первой Росса заметила Анна. Она подошла к нему, расцеловала и сказала: