Губы его разомкнулись, морщины на лбу разгладились, и он заснул. На следующий день, пробудившись на рассвете, Иисус ощутил радость и облегчение, словно ему удалось избежать большой опасности. Арапчонок уже встал и, посмеиваясь про себя, приводил в порядок мастерскую.
— Над чем ты смеешься? — подмигнул ему Иисус.
— Я смеюсь над человечеством, Иисус из Назарета, — тихо ответил тот, чтобы не услышали женщины. — Какие ужасы приходится вам, беднякам, переживать то и дело! Отвесные скалы справа, отвесные скалы сзади, отвесные скалы слева. Путь лишь вперед, да и там лишь один канат, натянутый через бездну!
— Постой, постой, — засмеялся Иисус. — Я споткнулся на твоем канате и чуть не упал. Но спасся!
Вошли женщины, и разговор перешел на другую тему. Был разожжен очаг — начинался день. Гурьба смеющихся ребятишек высыпала во двор и принялась играть в жмурки.
— Мария, откуда у нас столько детей? — рассмеялся Иисус. — Марфа, полный двор! Нам нужно расширить дом или прекращать рожать.
— Мы расширим дом, — откликнулась Марфа.
— Они лазают по стенам и деревьям во дворе, как белки. Мы объявляем войну смерти, Мария. Да будет благословенно женское чрево! Оно словно рыба, полно икринок, и каждая икринка — человек! Смерти не победить нас.
— Нет, возлюбленный, смерти не победить нас. Лишь ты будь здоровым и береги себя, — ответила Мария.
Иисус был в хорошем настроении и решил подразнить ее. К тому же Мария ему очень нравилась сегодня — она стояла перед ним, еще полусонная, и расчесывала волосы.
— Мария, неужели ты никогда не думаешь о смерти, о Божьей милости? Неужели тебя не волнует, что с тобой станет на том свете?
Мария встряхнула своими длинными волосами и засмеялась.
— Это мужские заботы. Нет, я не ищу милости Господа. Я — женщина и стремлюсь лишь к милости своего мужа. Я не стучусь, как нищая, во врата Господа, выпрашивая вечные блаженства рая. Я обнимаю любимого, и мне не нужно другого рая. Оставим вечное блаженство для мужчин!
— Вечное блаженство для мужчин? — переспросил Иисус, лаская ее обнаженные плечи. — Милая жена, земля — лишь малое вместилище. Как же можно ограничиваться ею и не желать большего?
— Женщина счастлива лишь тогда, когда ей положены пределы. Ты знаешь это. Женщина — гнездо, а не источник.
Запыхавшись вбежала Марфа.
— Какой-то человек ищет наш дом! Низенький, толстый, горбатый, голова лысая, как яйцо. Он будет здесь через минуту.
Следом, едва переводя дух, влетел арапчонок.
— Мне он не нравится — я захлопну калитку у него перед носом. Он перевернет у нас все вверх дном.
— Чего ты боишься? — возмутился Иисус. — Кто он такой, что ты боишься его? Открой ворота!
— Выгони его! — потребовал арапчонок.
— Почему? Кто он такой?
— Выгони, — повторил арапчонок, — и не задавай никаких вопросов.
Иисус разозлился.
— Или я не свободен? Разве я не волен в своих поступках? Открывай дверь!
С улицы уже доносились шаги — они замерли перед домом, и в ворота постучали.
— Кто там? — спросил Иисус, подбежав к воротам.
— Посланец Господа. Откройте, — ответил высокий властный голос.
Во двор вошел толстый горбун, еще не старый, но совершенно лысый. Глаза его горели, и женщины, вышедшие из дома, отпрянули.
— Радуйтесь! — воскликнул гость, раскрывая объятия. — Я принес вам Благую Весть!
Иисус всматривался в него, пытаясь вспомнить, где он уже видел эти знакомые черты.
— Кто ты? — холодная дрожь волнами пробегала по его спине. — Кажется, я где-то видел тебя. Во дворце Пилата?
— Это Савл. Кровожадный Савл, — ухмыльнулся арапчонок, пристроившийся в углу двора.
— Ты Савл? — потрясенный, спросил Иисус.
— Я был им, но теперь я переменился. Я увидел истинный свет. Я — Павел. Я спасся — слава Господу! — и теперь я спасу мир! Не только Иудею, не только Палестину, весь мир! Я несу Благую Весть через моря и океаны — ей тесно на одном клочке земли, ей нужен весь мир. И не качай головой, мастер Лазарь, не смейся. Я спасу мир!
— Дружище, — ответил Иисус, — я уже вернулся оттуда, куда ты только идешь. Помнится, когда я был помоложе, я тоже собирался спасти мир. Может, быть молодым и означает иметь такое желание? Я ходил босой, в отрепьях, вместо пояса у меня был ремень, утыканный гвоздями, как у древних пророков. Я кричал: «Любовь! Любовь!» И еще кучу всякой всячины, которую и вспоминать не хочется. В меня швыряли гнильем, меня били, едва не распяли. Дружище, с тобой будет то же самое! — Он увлекся и, позабыв о своей роли мастера Лазаря, открывал незнакомцу тайны своей жизни. Арапчонок кинулся между ними, пытаясь прервать начавшийся разговор.
— Не надо разговаривать с ним, мастер. Мне нужно кое о чем спросить его, позволь-ка мне, — и он повернулся к незнакомцу. — Не ты ли, злодей, умертвил Марию Магдалину? Твои руки в крови. Убирайся из приличного дома.
— Ты? Ты? — вздрогнул Иисус.