Последнее искушение Христа

Но Иуда оставался неутешным. Молча поднимался он по склону. Солнце скрылось за горами, земля потемнела. В деревне уже трепетали первые огоньки лампад.

— Подумай о Лазаре… — промолвил Иисус. Но Иуда, вспомнив, почувствовал, как тошнота подкатывает к его горлу, и, отплевываясь, поспешил вперед.

Марфа зажгла лампаду, и Лазарь прикрыл лицо ладонью — свет все еще резал ему глаза. Петр позвал Матфея, и оба уселись под светильником. Старая Саломея нашла ворох черной шерсти и теперь пряла, размышляя о своих сыновьях. Боже милостивый, неужто ей никогда не суждено увидеть их во всем величии, с золотыми повязками на волосах, когда все Генисаретское озеро будет принадлежать им?..

Магдалина вышла из дома — учитель запаздывал. Мука ожидания так переполнила ее сердце, что, не в силах успокоиться, она вышла на дорогу в надежде встретить своего возлюбленного. Ученики, рассевшись во дворе, беспокойно поглядывали на калитку и молчали — злость после ссоры все еще кипела в них. В доме стояла тишина. Этого-то часа и ждал так долго Петр, сгоравший от любопытства взглянуть, что пишет мытарь в своем благовествовании. А после сегодняшней ссоры откладывать больше было нельзя: он должен был узнать, что написал о нем Матфей. Эти писаки — бесстыжий народ, и надо проследить, чтобы не стать посмешищем у потомков. А если Матфей и вправду рискнул написать что-нибудь не так, то он все швырнет в огонь — и перо его, и папирус. Да-да, прямо сегодня же вечером!.. И, заискивающе взяв мытаря за руку, Петр усадил его под лампаду.

— Почитай мне, Матфей. Я очень хочу узнать, что ты пишешь об учителе.

Матфей несказанно обрадовался и не спеша, аккуратно достал из-за пазухи свой свиток. Мария, сестра Лазаря, подарила ему вышитый платок, и он только что обернул им свое сокровище. Теперь бережно, словно живое существо, он развернул Евангелие. Все его тело принялось раскачиваться, и, сосредоточившись, он начал не то петь, не то читать: «Родословие Иисуса Христа, Сына Давидова, Сына Авраамова. Авраам родил Исаака; Исаак родил Иакова; Иаков родил Иуду и братьев его; Иуда родил Фареса и Зару…»

Петр слушал, закрыв глаза. Поколения иудеев проходили перед его взором: от Авраама до Давида — четырнадцать родов; от Давида до вавилонского пленения — еще четырнадцать; от вавилонского пленения до Христа — еще четырнадцать… Какое множество, какая бессчетная, бессмертная рать! И какая несказанная радость, какая гордость быть одним из них! Петр откинул голову к стене и слушал; род сменял род, пока, наконец, не наступило время Иисуса. Петр прислушался. Сколько чудес, оказывается, произошло, а он даже и внимания не обратил на них! Значит… Иисус родился в Вифлееме, и отцом его был не Иосиф-плотник, а Дух Святой, и три волхва явились поклониться ему, а при Крещении какие слова промолвил голубь с небес? Он, Петр, не слышал. Кто же сказал их Матфею, если его не было там тогда? И вскоре Петр уже не различал слов, до него долетала лишь печальная и ласковая музыка, и он сам не ведал, как заснул. И вот во сне-то и музыка и слова зазвучали для него с необычайной отчетливостью. Каждое слово будто обратилось в зерно граната, точно такого, какие он ел в прошлом году в Иерихоне. Они трескались, и из них вырывались то пламя, то ангелы, то трубы…

Сквозь сладкую дрему до него долетел гомон счастливых голосов, и, вздрогнув, он пробудился.

Матфей все еще читал, положив папирус на колени. Усовестившись, что заснул, Петр схватил мытаря за руку и поцеловал его в уста.

— Прости меня, брат Матфей, но пока я слушал тебя, я вступил в рай.

В дверях появился Иисус, а за ним Магдалина. Она сияла от радости. Увидев, что Петр привечает ранее презираемого мытаря, Иисус тоже просветлел.

— Вот, — молвил он, указывая на них, — так приблизится Царствие Небесное.

Иисус подошел к Лазарю, который пытался подняться. Но ноги его были слабы, и он снова опустился из страха, что они подкосятся. Лазарь протянул руку и коснулся Иисуса кончиками пальцев. Сын Марии вздрогнул. Руки Лазаря были холодны, черны и пахли землей.

Иисус вышел во двор. Этот воскресший человек все еще блуждал между жизнью и смертью. Господь не победил в нем тлена. Никогда еще смерть не являла такой силы, как в нем. Печаль и страх охватили Иисуса.

Старая Саломея с пряжей под мышкой тихо приблизилась к нему и прошептала:

— Рабби!

— Говори, Саломея.

— Рабби, я хочу попросить тебя об одолжении, когда ты взойдешь на небеса. Ты знаешь, как много мы сделали для тебя.

— Говори, Саломея… — сердце у Иисуса вдруг сжалось.

«Когда же, когда, — спрашивал он себя, — люди наконец поймут, что добрые дела не нуждаются в воздаянии».

— Теперь, дитя мое, когда ты вот-вот займешь свой престол, поставь моих сыновей Иоанна и Иакова по правую и левую руку от себя.

Прикусив язык, чтобы не сказать что-нибудь обидное, Иисус уставился в землю.

— Ты слышишь, дитя мое? Иоанна…

Иисус повернулся и вошел в дом широкими шагами. Матфей все еще сидел под лампадой с раскрытой тетрадью, глаза его были закрыты — он весь был там.

— Матфей, дай мне твой свиток, — промолвил Иисус. — Что ты пишешь?