Последнее искушение Христа

— Мы боремся за свободу или нет? — яростно набросился на него Варавва в свою очередь. — А если да, то я вправе делать все, что мне заблагорассудится. Я пришел посмотреть своими глазами на этого Крестителя и на все его чудеса и знамения. «Может, он и есть Тот, кого мы ждем», — сказал я себе. А если так, пусть не мешкает, встает во главе и начинает битву. Но я опоздал. Его уже казнили… Иуда, ты старше меня — что ты скажешь?

— Я скажу, что тебе надо встать и уйти отсюда. Не суйся в чужие дела.

— Мне уйти?! Ты шутишь? Я пришел повидаться с Крестителем, но повстречался с плотником. Сколько времени я уже за ним гоняюсь! И теперь, когда Господь посылает его прямо мне в руки, я должен все бросить и уйти?!

— Вон! — заорал Иуда. — Это мое дело. И не суйся в него.

— Интересно. Братство, к твоему сведению, приговорило его к смерти. Он — римский прихвостень: они платят ему за то, чтобы он кричал о Царствии Божием и отвлекал людей от земных дел, заставляя их забывать о рабстве. А ты… Что ты от него хочешь?

— Ничего. Мне надо свести с ним свои счеты. Понял?

Варавва обернулся и бросил прощальный взгляд на своих приятелей, прислушивавшихся к разговору.

— Скоро увидимся, мои ягнятки! — зловеще прокричал он им. — Никому еще не удавалось так легко уйти от Вараввы. Увидите, мы еще поговорим, — и, выйдя за порог, он направился в сторону ворот Давида.

— Он передал ему распоряжения! — подмигнул трактирщик Петру. — Тоже мне братство! Они убивают одного римлянина, а римляне за это — десять израильтян. Да какое десять — пятнадцать! Берегитесь, парни! Слушай меня, — нагнувшись, зашептал он на ухо Петру, — не верьте Иуде Искариоту. Эти рыжие… — он не закончил, так как в это мгновение рыжебородый вернулся за стол.

Иоанн встревоженно встал, подошел к дверям и выглянул. Учителя не было видно. День уже начался, и улицы заполнились людом. Лишь у ворот Давида было пусто — камни, пыль и ни единого зеленого листочка. Ветер приносил вонь от какой-то гнили. Иоанну стало страшно. Все в этом городе было камнем: каменные лица людей, каменные сердца, каменным был сам Господь, которому они поклонялись. Куда девался тот милостивый Отец, которого им подарил учитель? Когда же он появится, и они смогут вернуться в Галилею?

— Братья, пошли! — поднялся Петр, его терпение иссякло. — Он не придет.

— Я слышу, как он приближается, — робко промолвил Иоанн.

— Где ты его слышишь, ясновидящий? — оборвал его Иаков, которого мало заботили фантазии собственного брата. Как и Петр, он мечтал вернуться домой к своим лодкам. — Ну, скажи мне, где ты его можешь слышать?

— В своем сердце, — ответил ему младший брат. — Оно всегда первым видит и первым слышит.

Иаков и Петр пожали плечами, но тут вмешался трактирщик.

— Не смейтесь. Мальчик прав. Я слышал… Постойте, как вы думаете, что такое Ноев ковчег, как его понимают? Конечно же, сердце человеческое! Внутри него Господь и все Его творения! Все гибнет и идет ко дну, лишь оно одно плывет по волнам, неся свой груз. И это сердце человеческое знает все — да, да, не смейтесь! Все.

На улице завыли трубы, поднялся шум — люди освобождали дорогу. Галилеяне с любопытством кинулись к дверям. Крепкие красивые юноши несли украшенные позолотой носилки, на которых, поглаживая бороду, возлежал толстяк в дорогих одеждах, пальцы его были унизаны золотыми перстнями, лицо расплылось от самодовольства.

— Каиафа — козел первосвященник, — заметил трактирщик. — Затыкайте носы, парни. Рыба гниет с головы, — и, зажав нос, он сплюнул. — Направился в свой сад есть, пить и резвиться со своими женщинами и мальчиками. Честное слово, если бы я был Господом… Мир ведь висит на нитке! Я бы перерезал ее… да, клянусь моим вином! Перерезал бы — и пусть все катится к черту!

— Пошли, — повторил Петр. — Здесь опасно. У моего сердца тоже есть глаза и уши, и оно кричит мне: «Уходи! Все! Уходите, несчастные!»

И не успел он договорить, как действительно услышал, как кто-то кричит в его сердце. В ужасе он вскочил и схватил стоявший в углу посох. Увидев это, остальные тоже повскакивали — страх заразителен.

— Симон, ты знаешь его. Если он придет, скажи, что мы возвращаемся в Галилею, — сказал Петр.

А кто будет платить? — забеспокоился трактирщик. — Голова, вино…

— Ты веришь в загробную жизнь, Симон-киринеянин? — поинтересовался Петр.

— Конечно, верю.

— Даю тебе слово, что там я тебе и заплачу. Если хочешь, могу даже дать расписку.

Трактирщик почесал в затылке.

— Что? Ты не веришь в загробную жизнь? — угрожающе спросил Петр.

— Верю, Петр. Черт побери, верю… но не настолько…

ГЛАВА 20