Последнее искушение Христа

«Сейчас придет ночь, сейчас придет черная дщерь Божья вместе со своими караванами – звездами…» – подумал Сын Марии, и звезды, еще не заполнив собою неба, заполнили мысли его.

Он уже собирался встать и снова пуститься в путь, но тут услышал, как за спиной у него зазвучал рог и какой-то странник позвал его по имени. Юноша обернулся и в бледном вечернем свете заметил человека с узлом за плечами, который поднимался в гору, подавая ему знаки. «Кто бы это мог быть?» – подумал Сын Марии, пытаясь разглядеть под узлом лицо странника. Он где-то уже видел эту бледную образину, редкую бороденку и кривые ножки…

– Это ты, Фома? – закричал вдруг юноша. – Ты снова стал бродить по селам?

Хитрый косоглазый коробейник уже стоял перед ним, переводя дыхание. Он сбросил наземь узел, вытер пот с узкого лба, а его косящие глазки заиграли, но столь неоднозначно, что невозможно было понять, радовались ли они или насмехались.

Сын Марии любил Фому и часто виделся с ним, когда тот проходил мимо мастерской с рогом за поясом, странствуя по селам. Фома ставил свой узел ему на верстак и принимался рассказывать о том, что видел вокруг, шутил, смеялся, поддразнивал. Он не верил ни в Бога Израиля, ни в других богов.

– Все смеются над нами, – говорил он, – за то, что мы режем для них козлят, воскуряем фимиам и воспеваем во все горло их прелести…

Сын Марии слушал Фому, приоткрывая ему свое удрученное сердце, восхищался плутоватым разумом Фомы, который, несмотря на свою бедность, несмотря на все порабощение и злоключения своего народа, умел найти в себе силу смехом и насмешкой превозмогать рабство и бедность.

Коробейник Фома тоже любил Сына Марии, видя в нем кроткого страждущего агнца, который нуждался в Боге и с блеянием семенил за Ним.

– Ты – агнец. Ты – агнец, Сыне Марии, но внутри тебя пребывает волк, и волк этот когда-нибудь сожрет тебя! – часто говорил он со смехом, вытаскивая из-за пазухи гостинец – то горсть фиников, то гранат, то яблоко, тайком сорванные в чьем-нибудь саду.

– Хорошо, что я нашел тебя, – сказал Фома, переводя дыхание. – Видать, Бог тебя любит. Куда это ты путь держишь?

– В обитель, – ответил юноша, указывая рукой вдаль за озеро.

– Стало быть, хорошо, что я тебя встретил. Поворачивай обратно!

– Зачем? Бог…

Но тут Фома разозлился.

– Будь добр, не путайся с Богом. До Него не добраться: нужно идти всю жизнь, да и смерть тоже, но Он, благословенный, бесконечен. Так что лучше оставь Его и не впутывай в наши дела. Хлопот у нас достаточно и с людьми – бесчестными да хитромудрыми. И вот что: берегись Иуды рыжебородого! Перед тем, как покинуть Назарет, я видел, как он шептался с матерью распятого, а затем с Вараввой и еще несколькими головорезами зилотами, и слышал при этом твое имя. Так что берегись, Сыне Марии. Не ходи в обитель!

Но тот только покачал головой.

– Все живые существа, – сказал он, – во длани Божьей. Кого Он захочет спасти – того спасет, кого захочет убить – того убьет. Разве можем мы противиться Ему? Я пойду туда, и да поможет мне Бог!

– Пойдешь? – гневно воскликнул Фома. – Пока мы здесь с тобой разговариваем, Иуда уже поджидает тебя в обители с ножом за пазухой! У тебя есть нож?

Сын Марии ужаснулся.

– Нет. На что он мне?

Фома засмеялся.

– Агнец… Агнец… Агнец… – проговорил он и поднял узел с земли.

– Прощай! Поступай как знаешь! Я тебе говорю: «Беги!» – а ты мне в ответ: «Пойду!» Ну, что ж, ступай, только потом пеняй на себя!

Его косящие глазки заиграли, и он, насвистывая, стал спускаться.

Уже совсем наступил вечер, земля потемнела, озеро исчезло, в Капернауме зажглись первые огни. Дневные птицы устроились на ночлег, спрятав голову под крыло, а ночные пробудились и вылетели на охоту.

«Прекрасна и свята година сия, – подумал Сын Марии. – Теперь я могу незаметно отправиться в путь».

На память ему пришли слова Фомы.

– Как Богу угодно, так и будет, – тихо сказал юноша. – Если Он толкает меня навстречу убийце моему, пойду к нему без промедления: да погибну от руки его, – я в силах сделать это и сделаю это. Юноша обернулся.

– Пошли, – сказал он своей невидимой спутнице и направился в сторону озера.

Ночь была приятной, теплой, влажной, с юга дул легкий ветерок, Капернаум пахнул рыбой и жасмином. Почтенный Зеведей сидел у себя во дворе под большим миндальным деревом вместе со своей супругой Саломеей. Они уже поужинали и теперь беседовали. В доме ворочался на постели их сын Иаков. Распятый Зилот, соглядатай – Сын Плотника, новая несправедливость, которую Бог учинил людям, забрав у них урожай, путались в его мыслях и бередили душу, не давая уснуть. И болтовня старого отца тоже злила его. Он сорвался на ноги, зажег свет, вышел во двор и направился к воротам.

– Куда ты? – обеспокоенно спросила мать.

– На озеро. Хочу подышать ветерком, – проворчал Иаков и исчез во тьме. Почтенный Зеведей покачал головой и вздохнул.