Ослепительно красное солнце опустилось к горизонту, а на востоке уже появилось бледно-голубое сияние – еще немного, и там появится огромная и безмолвная пасхальная луна. Последние закатные лучи косо падали на худое лицо Иисуса, выхватывали лица учеников, добираясь до угла, ласкали спокойное и счастливое, теперь уже отошедшее в вечность лицо старого Симеона. Мария сидела за своей пряжей в глубокой тени, и никто не видел слез, тихо струившихся по ее щекам и подбородку на так и не сотканный и не сшитый плащ. Дом все еще благоухал.
Чем больше вечерело, тем сильнее сжималось у всех сердце. Внезапно в раскрытое окно стремительно влетела ласточка, трижды сделала круг над их головами, радостно пискнула и, мелькнув в лучах уходящего солнца, исчезла – только они и видели ее белую грудку и острые крылья.
Иисус словно только и ждал этого знака. Он встал и сказал:
– Пришло время, – промолвил Иисус и поднялся, словно только и ждал этого знамения. Медленно и жадно оглядел он дом – очаг, посуду, лампаду, кувшин с водой, пряжу; потом перевел взгляд на женщин – старую Саломею, Марфу, Магдалину и Марию, и наконец, на побелевшего старика, который вступил уже в жизнь вечную.
– Прощайте, – сказал он, подняв руки. Ни одна из трех девушек не смогла ответить ему, и только почтенная Саломея сказала:
– Не смотри на нас так, будто ты покидаешь нас навсегда, дитя.
– Прощайте, – повторил Иисус и, приблизившись к женщинам, положил руку сначала на голову Марфы, потом Магдалины. Мария, бросив свою работу, подошла ближе и тоже опустила голову. Им казалось, что он, благословляя каждую из них, словно собирается взять их с собой – навсегда. И вдруг, не сговариваясь, все трое начали погребальную песнь.
Они вышли во двор: впереди – Иисус, следом за ним – ученики. Поверх ограды двора над колодцем расцвела жимолость, которая теперь, с наступлением вечера благоухала. Иисус протянул руку, сорвал цветок и стиснул его в зубах. «Бог да пошлет мне силы, – взмолился он в сердце своем. – Бог да пошлет мне силы удержать в зубах этот нежный цветок, не прикусив его в муках распинания!» В воротах он снова остановился и поднял руку.
– Прощайте, жены! – воскликнул он голосом, идущим из глубины души.
Ни одна из них не ответила. Плач стоял во дворе. Иисус шел впереди всех. Путь их лежал к Иерусалиму. Полная луна поднималась из-за Моавитских гор, солнце садилось за Иудейскими горами. На мгновение эти два великие небесные украшения задержались, посмотрели друг на друга, а затем одно из них взошло вверх, а другое закатилось. Иисус кивнул Иуде, и тот подошел к нему. Они завели между собой разговор о какой-то тайне – говорили тихо, то Иисус, то Иуда время от времени наклоняли голову, каждый взвешивал слова, перед тем как ответить.
– Прости, брат мой Иуда, – сказал Иисус, – но так нужно.
– Я уже и раньше спрашивал тебя, Учитель: неужели нет иного пути?
– Нет, брат мой Иуда. И мне хотелось бы того же. До сих пор я все надеялся на это и ожидал, но все напрасно. Нет, иного пути нет. Наступил конец света, этот мир, Царство Лукавого, рухнет и придет Царство Небесное. Я принесу его. Как? Смертию моею. Иного пути нет. Не падай духом, брат мой Иуда, через три дня я воскресну.
– Ты говоришь так, чтобы успокоить меня, чтобы заставить меня предать тебя и сердце мое не разрывалось при этом. Ты говоришь, что я способен выдержать, чтобы придать мне мужества, но чем ближе ужасный миг, тем труднее это. Нет, я не выдержу, не выдержу, Учитель!
– Выдержишь, брат мой Иуда. Бог даст тебе силу, которой тебе недостает, потому что так нужно. Нужно, чтобы я погиб, а ты предал меня – мы вдвоем должны спасти мир, помоги же мне!
Иуда опустил голову и, немного помолчав, спросил:
– А если бы ты должен был предать своего Учителя, ты сделал бы это?
Иисус ответил не сразу. Он задумался и, наконец, сказал:
– Нет. Думаю, что я бы не смог. Потому Бог сжалился надо мной и определил мне более легкий долг – быть распятым.
Иисус взял Иуду за руку и тихо, обольстительно заговорил:
– Только не оставляй меня, помоги мне. Ты уже переговорил с первосвященником Каиафой? Слуги Храма уже вооружились, уже готовы схватить меня? Все сделано, как мы договорились, брат мой Иуда? Так отпразднуем же ныне вечером все вместе Пасху, и я кивну тебе, когда ты должен встать и отправиться за ними. Черных дней всего три, и промчатся они с быстротой молнии. А на третий день мы все обнимемся и пустимся в пляс, ибо придет воскресение!
– А другие будут знать о том? – спросил Иуда, указав большим пальцем на учеников, гурьбой следовавших за ними.
– Сегодня вечером я скажу им, чтобы они не оказывали сопротивления воинами и левитам, которые придут схватить меня.
Иуда презрительно скривил губы: