Последнее искушение Христа

Иуда замолчал, чтобы перевести дыхание. Раны его открылись и начали кровоточить. Ученики слушали, склонив головы, пытаясь воскресить в памяти давние времена.

Слезы блеснули в глазах Иуды. Смахнув их сердито, он продолжил:

— «Я агнец Божий, — блеял ты, — иду на заклание, чтобы спасти мир. Иуда, брат мой, не бойся. Смерть — это врата бессмертия. Я должен войти в них. Помоги мне!» Я любил и верил в тебя столь сильно, что согласился донести на тебя. Но ты… ты… — На губах Иуды выступила пена. Он схватил Иисуса за плечо, тряхнул яростно и прижал к стене. — Почему ты здесь? Почему не распят? Трус! Изменник! Предатель! Где твой стыд?

— Не кричи, — взмолился Иисус. Пять ран на его теле, затянувшихся много лет назад, вновь открылись…

— Иуда Искариот, — вмешался Петр, — у тебя нет жалости! Или не видишь ран на его ступнях и ладонях, не видишь крови? Приложи руку к ране, которая у него под сердцем, если не веришь собственным глазам.

Иуда рассмеялся, плюнул и закричал:

— Нет, сын плотника, меня так просто не проведешь. Все это проделки твоего Ангела-хранителя.

Иисус вздрогнул:

— Моего Ангела-хранителя?

— Да. Это твой Ангел-хранитель, Сатана, оставил у тебя на ладонях, на ступнях и на боку красные пятна, чтобы обмануть всех, и тебя тоже. Что ты молчишь? Трус! Предатель!

Иисус закрыл глаза. Голова у него кружилась. Он собрал все силы, чтобы удержаться на ногах.

— Иуда, — голос его дрожал, — ты всегда был непокорным и неистовым, считал, что человеку под силу все. Ты забыл, что душа человеческая — это стрела. Она устремляется в Небеса, но все равно падает на землю. Жить на земле — значит терять свои крылья.

Иуда взорвался от ярости:

— И это говоришь ты, сын Давидов, Сын Божий, Мессия! Постыдись! Жить на земле — значит есть хлеб и обращать его в крылья; пить воду — и обращать ее в крылья. Жить на земле — значит постоянно отращивать крылья. Это не мои слова, а твои собственные, предатель! Или ты уже забыл их?

Где ты, Матфей-писец? Иди сюда. Раскрой свои свитки, ведь ты никогда не расстаешься с ними, как я с моим ножом. Время, жучки и пот порядком подпортили их, но, думаю, несколько слов еще можно прочесть. Пусть этот человек послушает и вспомнит. Однажды ночью к нему тайно пришел знатный сановник из Иерусалима по имени Никодим и спросил: «Кто ты, чем занимаешься? Откройся». Помнишь, что ты ответил ему, сын плотника? «Я тот, кто помогает обрести крылья!» И когда ты сказал это, мы все почувствовали, как у нас вырастают крылья. А теперь ты скулишь: «Жить на земле — значит терять свои крылья». Прочь с глаз моих! Трус! Если жизнь не знает грома и молний, зачем она нужна? Не приближайтесь ко мне, Петр и Андрей. Не кричите, Марфа и Мария. Я не трону его. К чему? Разве вы не видите? Это труп. Ваш учитель давно уже умер. Он стоит, разговаривает, ноет, но это лишь труп. Может, Господь и простит его, но только не я. Пусть кровь, слезы и пепел Израиля падут на его голову.

Ученики повалились на землю. Силы оставили их. Воспоминания о Царстве Небесном, престолах и величии обожгли память, и они разрыдались.

Иисус тоже не мог сдержать слез.

— Иуда, брат мой, прости меня! — Он бросился, чтобы обнять рыжебородого, но Иуда с отвращением отстранился:

— Не прикасайся ко мне. Я больше никому и ни во что не верю. Ты опустошил мою душу!

Иисус обернулся, ища поддержки. Женщины, распустив волосы, лежали на земле и рыдали. Ученики глядели на него с гневом и ненавистью. Арапчонок исчез.

— Ты прав, Иуда. Я предатель, отступник, трус. Теперь я понял это. Ничто меня не спасет. Да, я должен был взойти на крест, но испугался и бежал. Простите меня, братья. Я обманул вас. О, если бы я мог все переменить! — Он бросился на землю рыдая и стал биться головой о камни. — Друзья мои, старые верные товарищи! Я погиб, пропал! Я протягиваю вам руку. Неужели никто из вас не пожмет ее? Не скажет мне ни слова утешения? Никто? Никто? Даже ты, Иоанн, возлюбленный? Даже ты, Петр?

— Что я могу сказать? — всхлипнул Иоанн. — Какими чарами ты одурманил нас, сын Марии?

— Ты обманул нас, — сказал Петр, утирая слезы. — Иуда прав. Ты не сдержал слова. Вся наша жизнь пошла прахом.

— Трус! Отступник! Предатель! — в один голос закричали ученики.

Матфей недовольно ворчал:

— Вся моя работа впустую, впустую, впустую… С каким старанием я согласовывал твои слова и поступки с пророчествами. Это давалось нелегко. Но я говорил себе, что в будущем в синагогах верующие будут открывать толстые украшенные золотом книги и говорить: «Сегодня мы прочтем отрывок из Святого Евангелия от Матфея». Эта мысль окрыляла меня, и я трудился. Но мечты мои не сбылись. Будь проклят ты, неблагодарный, невежда, предатель! Тебя следует распять хотя бы для того, чтобы спасти эту рукопись!

Снова послышались визгливые голоса:

— Трус! Отступник! Предатель!

— Трус! Отступник! Предатель!

И тут Фома бросился к учителю:

— Я не покину тебя, равви. Пускай все отвернулись от тебя и называют предателем! Колесо оборачивается, и я дождусь, когда оно обернется снова.

Петр встал:

— Пойдемте! Веди нас, Иуда!