Последнее искушение Христа

Едва прочитав первые страницы, он вскочил с места и торопливо перелистал страницы, быстро пробегая взглядом по письменам. Лицо его побагровело от возмущения. Матфей смотрел да него, забившись в Угол и в страхе ожидая дальнейшего; Иисус листал и перелистывал написанное и, не в силах больше сдерживаться, встал и с негодованием бросил Евангелие Матфея наземь.

— Что это такое?! — вскричал он. — Ложь, сплошная ложь! Мессия не нуждается в чудесах, он сам есть чудо, и другого чуда ему не нужно! Я родился в Назарете, а не в Вифлееме, никогда и ноги моей не было в Вифлееме! Я не помню волхвов, никогда не бывал в Египте, а слова голубя, якобы сказанные мне, как ты пишешь, при Крещении: «Это сын мой возлюбленный», — откуда они известны тебе? Я и сам не расслышал их как следует, так откуда же ты разузнал их?

— Мне сообщил их ангел, — с дрожью в голосе ответил Матфей.

— Ангел? Какой еще ангел?

— Тот, который приходит ко мне каждый вечер, как только я беру в руку тростинку, склоняется к моему уху и диктует, что я должен писать.

— Ангел? — удивленно переспросил Иисус. — Ты пишешь под диктовку ангела?

Матфей приободрился:

— Да, ангел. Иногда я даже вижу его, а слышу всегда. Уста его прикасаются к моему правому уху, и я чувствую, как крылья обволакивают меня. Я пишу, укутанный крылом ангела. Я не пишу, а записываю то, что он говорит мне. А то как же? Разве стал бы я сам по себе писать обо всех этих чудесах?

— Стало быть, ангел? — снова прошептал Иисус, погрузившись в раздумья.

Вифлеем, волхвы, Египет, «Ты сын мой возлюбленный»… А что если все это — истинная правда? Что если это — высшая ступень истины, доступная одному Богу? Что если то, что мы считаем правдой, Бог считает ложью?

Он умолк, наклонился, бережно собрал с пола брошенные им записи и вручил их Матфею, который снова завернул их в вышитый платок и спрятал на теле за пазухой.

— Пиши так, как велит тебе ангел, — сказал Иисус. — А я уже…

Он так и не договорил.

Между тем ученики окружили во дворе Иуду и принялись расспрашивать, что хотел от Учителя Пилат и зачем вызывал его, но Иуда даже головы не повернул, чтобы взглянуть на них, и, выйдя на улицу, стал у ворот. Ему было противно видеть и слышать их. Теперь он мог разговаривать только с Учителем — страшная тайна объединяла их и отделяла от прочих… Иуда смотрел, как ночь поглощает мир и первые звезды начинают загораться над ним.

«Помоги мне, не дай сойти с ума, Боже Израиля», — мысленно взмолился он.

Встревоженная Магдалина подошла и стала рядом с Иудой. Тог хотел было уйти, но Магдалина схватила ею за край одежды.

— Иуда, — сказала она. — Мне ты можешь смело доверить тайну. Ты ведь знаешь меня.

— Какую тайну? Пилат вызвал его, чтобы предупредить об опасности: Каиафа…

— Нет, не эту, другую.

— Какую еще «другую»? Ты снова запылала огнем, Магдалина, глаза твои стали словно раскаленные угли. Он невесело засмеялся:

— Плачь. Плачь, чтобы погасить их.

Магдалина закусила конец платка, разорвала его зубами.

— Почему он избрал тебя? — тихо спросила она. — Тебя, Иуда Искариот?

Теперь рыжебородый уже разозлился и схватил Магдалину за руку.

— А кого же еще мог избрать он, Мария из Магдалы? Ветрогона Петра? Или глупышку Иоанна? Или, может быть, тебе хотелось, чтобы он избрал тебя — женщину? Я — осколок кремня из пустыни и способен выдержать, потому он и избрал меня!

На глазах у Магдалины выступили слезы.

— Ты прав, я — женщина, слабое, легко уязвимое создание… — тихо сказала она, вошла в дом и уселась, собравшись в комок, у очага.

Марфа накрыла стол для ужина. Ученики пришли со двора и уселись вокруг на коленях. Лазарь выпил куриный отвар, который в жилах его превращался в кровь и придавал ему силы. Воздух, свет, еда постепенно восстанавливали и укрепляли его потрескавшееся тело.

Дверь в соседнюю комнату отворилась, и вошел бледный, словно воздушный призрак, почтенный раввин. Он тяжело опирался о посох священника, потому что ноги уже отказывались держать его тело. Раввин увидел Иисуса и кивнул ему, давая понять, что желает поговорить. Иисус встал, помог раввину сесть и сам сел рядом с Лазарем.

— Мне тоже нужно поговорить с тобой, старче, — сказал Иисус.

— Сегодня я должен пожурить тебя, дитя мое, — сказал раввин, глядя на него со строгой нежностью. — Я говорю об этом открыто, в присутствии всех. Пусть нас слышат женщины, мужчины и Лазарь, который встал из могилы и, должно быть, знает многие тайны. Пусть все слышат и судят нас.

— Что могут знать люди? — ответил Иисус. — Ангел витает в этом доме и слышит все — спросите о том у Матфея. Пусть он и судит. В чем твоя жалоба, старче?

— Почему ты хочешь упразднить Святой Закон? Доныне ты почитал его, как сын почитает престарелого отца, но сегодня поднял перед Храмом свой собственный стяг. Что есть предел для бунта твоего сердца?

— Любовь, старче. Стопы Божьи. Там он уляжется и утихомирится.