Последнее японское предупреждение

Я хотела затеять с ним разговор по поводу отдельного жилья и уже открыла рот, как вдруг совсем иными глазами взглянула на лицо мужа. Акела стал выглядеть ровно на свои годы, словно постарел за одну ночь. Осунулся, глаз ввалился, и выражение какой-то тяжелейшей, неизмеримой усталости появилось во всем его облике. Что же я делаю, господи? Как я могу? Мало мне ночного побега, дневной эскапады с Меченым, так я сейчас еще добью его капризным желанием жить отдельно. Конечно – ему же заняться больше нечем, только потакать этим капризам. Хочу туда, хочу сюда, дай, принеси, сделай! И ведь ни разу Саша не сказал мне ни слова… Нет, дорогая, сейчас ты прикусишь свой язык и никогда больше не станешь приставать к мужу с ерундой типа переезда. Завтраки-ужины совместные ей не нравятся! Королева выискалась! Ничего, потерпишь! Не пришлось бы потом локти кусать – когда за этот стол посадить некого будет. Вспомнишь тогда и салфетки в кольцах, и скатерти накрахмаленные, и фарфор кузнецовский. Нет уж, семья – это всегда компромисс, это взаимное уважение, это умение прощать и забывать. Вот Акела – он все это умеет.

– О чем ты думаешь, малышка? – целуя меня в плечо, спросил муж.

– О том, как мне повезло. Я правильно вышла замуж.

– Эта мысль посетила тебя только что?

– Нет, Саша. С этой мыслью я живу с того самого дня, когда мы обменялись кольцами, даже раньше. Когда я впервые поняла, что мне не нужно никого, кроме тебя.

Евгения

Она сидела на кровати, поджав под себя ноги и укутавшись голубым покрывалом. Сказка, начавшаяся недавно, закончилась. Она – как арестантка в этой комнате, за стеной – человек, который три раза в день приносит ей еду и выпускает в душ и в туалет. Все остальное время она сидит здесь, запертая на ключ. Анфиса Валентиновна, посылая в адрес Жени проклятия, уехала к дочери, и ее комнаты стоят пустыми. Во всем виновата только она, Женя. В том, что поверила этой Елене, что помогла забрать из школы девочку, а потом оказалось, что родители ее никуда не уезжали, а искали ее по всему городу. Что дед этой кудрявой Сонечки – владелец банка, в котором Женя работала, а отец – действительно тот огромный одноглазый начальник службы безопасности.

Женя снова вспомнила тот день, когда узнала об этом, вспомнила, как выбежала из здания банка в одной униформе и побежала сломя голову домой, чтобы взять Соню и привести ее к отцу, потому что поняла, что нажила себе огромные неприятности, согласившись помочь Елене. Как во дворе наткнулась на полицию, окружившую три трупа возле их подъезда. Как взлетела по лестнице и в открытой квартире нашла только задыхающуюся от испуга Анфису Валентиновну, которая даже объяснить ничего толком не могла. Она несколько раз звонила Елене, но та была недоступна, и Женя вдруг отчетливо поняла, что никогда больше ее не увидит – Елена подставила ее, и теперь она, Женя, виновна в похищении девочки. А к вечеру приехал Сайгачев с молодым парнем, вошел в Женину комнату и негромко сказал, привалившись к стене плечом:

– Твое счастье, что ни с моей дочерью, ни с моей женой не случилось ничего страшного. Если не хочешь оказаться под судом за похищение ребенка, выкладывай все, что знаешь. На зоне таким, как ты, очень тяжело и физически, и морально. Не заставляй меня брать грех на душу и сдавать тебя в ближайшее отделение полиции. Я все знаю о твоей сестре, без тебя она обречена.

И Женя, захлебываясь слезами, рассказала все до последней мелочи, все, что смогла вспомнить. Сайгачев слушал ее, не перебивая, а молодой парень молча сидел на стуле у двери. Когда Женя закончила, Сайгачев встал и так же негромко сказал:

– Пока ты посидишь дома. Шума не поднимай – это не в твоих интересах. Это Вадим, – кивнул он в сторону парня, – он поживет в соседней комнате. Будет тебя кормить и охранять. Но сидеть будешь под замком. Все поняла?

– А… дальше? – боязливо спросила Женя, понимая, что не имеет права даже рот открыть и что-то возразить, иначе все, что сказал этот человек, он выполнит, а тюрьма не казалась ей хорошей перспективой.

– А дальше будет видно.

– Но… Лена… – пролепетала она, понимая, что сестра останется без ухода.

– За сестру не бойся.

Он ушел, а молчаливый Вадим остался. Правда, однажды они поговорили – когда она стелила ему постель в Лениной комнате. Он спросил, что она любит есть, какие продукты предпочитает. Список был коротким, как, собственно, и разговор. Вадим ходил за продуктами, готовил еду, ел вместе с Женей, словно следил, чтобы не голодала. И все. Иногда он просил разрешения посмотреть кино, и Женя разрешала, включала ноутбук и отворачивалась к стенке, уткнувшись в книгу.

Через пять дней Женя почувствовала, что сходит с ума – она ничего не знала о сестре, а потому рискнула попросить у Вадима разрешения позвонить в больницу.

– Я сам не решаю, погоди пять минут. – Парень захлопал ресницами и вышел в кухню, а через несколько минут вернулся и протянул телефон: – Звони.

Женя набрала номер и с замирающим сердцем ждала ответа. Когда трубку взял заведующий, она что-то сбивчиво заговорила, но он, едва услышав фамилию, сказал: