Последнее японское предупреждение

Чердак оказался сухим, но холодным, с выбитыми стеклами. Но Никита все предусмотрел, вытащил откуда-то старую дверь, на нее положил принесенный из машины брезент, а мне протянул термоодеяло и небольшой рюкзачок:

– Это тоже пригодится. Я мешать не буду, пойду в машину, подремлю, а то не спал совсем. Телефон положу под ухо, прижму шапкой, если что – звоните, я мигом прибегу.

– Спасибо, Никс. Иди отдыхай.

Телохранитель убежал, а я не спеша собрала винтовку, протерла оптику, завернулась в одеяло и улеглась, отыскивая в прицел нужное окно.

Никита узнал, что в коммунальной квартире четыре комнаты. Две из них принадлежат сестрам Жене и Лене, а две другие – Анфисе Валентиновне Нехаевой, даме сильно бальзаковского возраста. Одна из комнат сестер выходила окном на проезжую часть, а вторая – как раз во двор, как и окна соседки. Первой я стала рассматривать комнату с прозрачной голубой занавеской. Мне показалось, что именно в ней проживает искомая Женя. Очень аскетичная комнатенка, узенькая металлическая кровать с высокими спинками, застеленная голубеньким атласным покрывалом, какие продают на стихийном рынке китайские торговцы как раз в комплекте со шторами, письменный стол у окна, на нем стакан с карандашами, ноутбук, несколько книг по бухгалтерии. У двери – белый высокий шкаф-колонка, рядом табуретка. Все. Небогато, прямо скажем. От скуки я перевела прицел на соседнее окно, за которым квартировала некая Анфиса Валентиновна. О, вот тут было на что посмотреть, и я даже сперва не обратила внимания на хозяйку, сидевшую в кресле перед настенным телевизором.

Анфиса Валентиновна обожала украшения. Нет, не так – она боготворила каждый кусок китайского пластика, который вешала на шею или вдевала в уши. Судя по их количеству, она не могла равнодушно пройти мимо стойки с бижутерией в магазине, мимо лотков-развалов на рынке, а уж когда в довольно почтенном возрасте открыла для себя Интернет, то любимыми и наиболее часто посещаемыми сайтами стали, естественно, те, что торговали бижутерией. Это я определила по заботливо сложенным в стопку на подоконнике пакетам с логотипами. У Анфисы Валентиновны имелся для хранения ее сокровищ комод с множеством ящиков, выкрашенный в омерзительный розовый цвет. Она, видимо, считала эту расцветку наиболее подходящей для своей обширной коллекции, а потому и угол комнаты, занимаемый комодом, был оформлен в соответствующем стиле – розовые боа свисали с позолоченной рамы зеркала, розовые в мелкий цветочек обои а-ля Прованс. Позолоченные горшки с розовой геранью украшали подоконник задрапированного розовато-золотистой органзой окна. Но меня, конечно, больше всего потрясло украшение, висевшее на шее Анфисы Валентиновны. Это было ожерелье из плоских кусков пластика, которые я издалека сперва приняла за ломтики сервелата, нанизанные на тонкую цепочку. Протерев прицел, я, конечно, поняла свою ошибку, но недоумение долго не покидало меня – более безвкусной, кричащей и аляповатой вещи мне встречать не доводилось. Более того – она была явно не для женщины возраста Анфисы Валентиновны. Однако сюрпризы этого дня на колбасном ожерелье не закончились. Что-то в этом украшении заставило меня напрячь память, и я с ужасом поняла: а ведь именно про это украшение рассказывала Лена, когда описывала встречу с торговкой косметикой! Вряд ли в мире вообще существовало еще одно безвкусное нечто. И тогда все становилось понятно. Женя просто попросила соседку отвлечь внимание Лены. Уж не знаю, как именно, но ведь это факт. И еще… кого-то мне отдаленно напоминала эта странная любительница бижутерного хлама, кого-то очень знакомого, настолько знакомого, что я, кажется, даже голос слышала. Я снова прильнула к прицелу и принялась осматриваться дальше, потом перевела взгляд на второе окно. Довольно просторная комната, очевидно, служила гостиной – судя по дивану с такой пестрой цветочной обивкой, что у меня зарябило в глазах. Обои на стенах оказались под стать дивану, псевдопрованские, как и угол в соседней комнате. Столик на позолоченных ножках, большой торшер с абажуром, два кресла, тоже в цветочек, но почему-то другого оттенка. На столике красовался торт в виде сердца, украшенный ягодами и присыпанный сверху чем-то белым, напомнившим мне почему-то дуст, которым тетя Сара у себя на огороде обрабатывала капусту от гусениц. Меня затошнило.

– Гостей, что ли, ждет? – пробормотала я, представив, что мне придется угощаться этим тортом. Вот уж не приведи бог…