После всех этих лет

Казалось, голос раздался от лестницы, которая вела к берегу, но ветер еще продолжал шуметь, и я не могла точно определить направление.

— Джаус!

Ветер донес звук, и только тогда собака услышала и залаяла в ответ.

— Хороший Джаус, — прошептала я.

Собака подняла голову и уставилась на меня.

— Что за прекрасная собака! Такая умная собака! — бормотала я, как только могла нежно. — Пре-е-екрасная. Умная.

Я молилась, чтобы она не унюхала кровь у меня на пальцах и не решила укусить. Несмотря на ее огромные размеры, лапы у нее были не очень мощные — она только вышла из щенячьего возраста. Только ее молодостью — видимо, ее только взяли в школу полицейских собак — можно было объяснить то, что она перестала лаять.

— Иди ко мне, — настойчиво повторяла я с энтузиазмом лунатика. — Давай погуляем.

Я сделала два шага в сторону от дома. Сейчас клыки Джауса вонзятся в мою плоть… Но, о, чудо! — она встала рядом со мной. Думаю, оттого, что ветер донес еще один окрик «Джаус!», собака не разорвала меня на части.

Я бросилась в лесок, разделявший владения наши и Тиллотсонов. Идти было трудно. Пробираясь между кочками и виноградными лозами, я поцарапала лодыжки, будто я ползала по узкой пещере. Собака была рядом. Было так темно, что я не заметила, как уперлась в баррикаду из поваленных деревьев и ветвей высотой почти до пояса. Я сделала несколько шагов в сторону на ощупь, пока не нашла дорогу, чтобы обойти препятствие.

Собака остановилась! Каждый мой последующий шаг она сопровождала рычанием, но дальше не двигалась из-за корней поваленных деревьев.

— Давай, Джаус! — приказывала я. — Ты можешь преодолеть это.

Я понимала, что собака хотела следовать за мной. Поджав задние ноги, она пыталась перепрыгнуть через непроходимые завалы корней. Она вытянула шею и завыла. Я почувствовала к ней такую жалость, что готова была вернуться, но затем сказала себе: «Одумайся. Это не кино про животных». И стала пробираться через лес без собаки, темной ночью, одна.

Пока я шла, мне в голову лезли разные мысли. То я боялась наткнуться на полчища крыс. То — на щеголевато-счастливых полицейских. То — на ядовитый плющ. Заросли грубой крапивы обожгли мне шею, оставив вздутые рубцы. Крапива зацепилась за отвороты моих твидовых брюк и потащила меня назад. Я боролась, подпрыгивая, как сумасшедшая ракета, четыре, пять, шесть раз. Наконец я освободилась.

Собака яростно лаяла там, где я ее оставила. Откуда-то, может, со стороны лужайки, я услышала голоса. Они искали Джауса или уже знали, что я сбежала? Я двигалась, не оглядываясь. Я не знала, скрыла ли ночная темнота спасательную лестницу или она блестит при свете звезд на фоне кирпича и плюща. Слишком поздно думать об этом. Я с трудом пробиралась сквозь заросли по скользкой от гниющих листьев земле. Мне надо идти вперед. Но у меня просто не осталось сил. Я не могла больше двигаться и прислонилась к молодому слабому деревцу. Я так взмокла, что блузка прилипла к спине и животу.

Пальцы больше не дрожали — они просто онемели. Я постояла немного. Внезапно мысли мои прояснились. Я поняла, что произошло два важных события. Первое — собака перестала лаять. Возможно, она выбралась из чащи и уже пускает слюни у брюк своего хозяина. Ни воя, ни лая и — что лучше всего — никаких голосов. Второе — я ушла так далеко, что как раз передо мной за деревом то место, где Ричи оставил свою машину. Я находилась в двадцати футах от дороги.

Мой план состоял в том, чтобы добраться до Манхэттена и, затерявшись в толпе, пробыть там некоторое время и провести кое-какие расследования. Но какие именно? Тут я поняла, что четко я продумала только одно: что положу в свою сумку.

У меня не было настоящего плана побега. Куда я намеревалась бежать? Как? Именно в этот момент лучи фар осветили дорогу, которая вела от моего дома к дому Стефани. Я бросилась на землю. «Не сходи с ума, — успокаивала я себя. — Это, должно быть, кто-то из соседей возвращается домой с ужина или из театра». А сколько прошло — пятнадцать минут? — с момента моей встречи с собакой, когда она сорвалась с поводка и бросилась ко мне. Для полиции достаточно, чтобы понять, что что-то произошло. И мне следовало понять, что фары движутся с такой скоростью, с какой едут полицейские на поиски сбежавшего преступника. Их сейчас, наверное, полно в усадьбе, да и во всем Шорхэвене. Что мне делать? Куда идти? Фары приближались. Я не могла идти вперед — меня увидят. Значит, надо пробираться назад, через лес. В этот момент я почти не была испугана, меньше во всяком случае, как если бы я столкнулась с дьявольскими глазами енота или дикой кошки.

В конце концов я вернулась к Галле Хэвен. Я уже различала лестницу, спускавшуюся из окна Алекса и отливающую в темноте серебром. Продолжая скрываться за деревьями, я обогнула дом и лужайку и добралась до фасада. Полнейшая тишина. Ни полицейских, ни машин. Ни даже собаки. Где все? Ждут, чтобы пристрелить меня, когда я выйду из леса на гравиевую дорогу. Нет, поняла я. Их просто нет здесь. Они были там, где бы я хотела — они искали меня у дороги.