После всех этих лет

Мужчины убрали рулетку и фотоаппарат и удалились. Я тоже. Дорога в Эмеральд-Пойнт никогда раньше не казалась мне такой крутой. Привыкшая проходить ежедневно по три мили, сейчас я при каждом шаге ощущала жгучую боль в икрах, и моя грудь при каждом вздохе болезненно сжималась. Когда теряешь ощущение времени и пространства, дорога, ведущая к дому, кажется бесконечной.

Совсем запыхавшись и даже слегка испугавшись, я, наконец, обнаружила дом. Я поднялась по высоким каменным ступеням и очутилась перед огромной красного дерева дверью. Дом Тиллотсонов, в стиле эпохи Тюдоров, был очень массивным. Резкий звонок дверного колокольчика прозвучал за дверью.

Когда кто-то из многочисленных слуг Тиллотсонов открыл дверь, я еще не успела отдышаться. Внезапно я почувствовала боль в груди, Я попыталась вспомнить, что я читала в разделе «Здоровье» в «Нью-Йорк таймс» о том, какие ощущения испытывает человек, когда умирает. В этот момент передо мной предстал Гуннар, сухопарый мужчина в белом пиджаке. По словам Стефани, он не был именно дворецким. Он был, скорее, похож на часто встречающегося в популярных романах хозяина японского дома, хотя по происхождению был норвежцем. Вероятно, он был родом из того уголка Скандинавии, где жители не пользуются английским как вторым языком.

— Йа? (Да?)

— Стефани? — спросила я, чтобы упростить дело. И в этот момент сама Стефани появилась из-за дома. Она уже сменила свою обычную одежду для прогулок — брюки, футболку юридического факультета Мичиганского университета и ветровку — на розовый свитер и хлопчатобумажный комбинезон с множеством карманов, По-видимому, она опять занималась перекрестным опылением. Кончик ее носа был покрыт желтой пыльцой. С увеличительным стеклом и кисточкой она могла приводить в своей оранжерее целые часы, осуществляя, как я полагаю, ботанический эквивалент искусственного оплодотворения. В это время прислуга занималась с маленькой Астор игрой в кубики, создавая из них прекрасные замки.

Ножницы, кусачки и миниатюрный совок торчали из нагрудного кармашка комбинезона Стефани.

— Рози, — она протянула руки с намерением обнять меня.

Я ловко увернулась, чтобы не быть проткнутой каким-нибудь инструментом. Стефани была молода. Ей было всего тридцать два. Миловидна, с прекрасным для женщины ростом в 5 футов и 10 дюймов. Она была благородного происхождения — настоящая «голубая кровь» Лонг-Айленда. Ее отец, двоюродный племянник Джона Фостера Даллеса, был самым лучшим специалистом по работе с ценными бумагами на Уолл-стрит. Мать ее, происходившая из рода Асторов и Уитни, уже в 1957 году попала в классификацию теннисных игроков. Довольно неожиданно выяснилось, что Стефани, получившая, блестящее образование, обладает весьма средними способностями. Мне были приятны ее нежные сердечные объятия, но она была настоящей спортсменкой, настолько сильной, что могла задушить человека, обнимая его.

— Спасибо, Гуннар, — поблагодарила она и предложила мне войти.

Дворецкий мгновенно исчез.

— Кошмар, — пробормотала она, подразумевая, конечно, убийство, а не свои проблемы с прислугой. — Пройдем в музыкальную комнату. У меня в духовке бриоши; Я их приготовила специально для тебя. Ужасно! Кошмар! Ингер сейчас нам подаст. Чай? Кофе? Каппучино?