После всех этих лет

Именно в этот момент, глядя на свою широкую улыбку в поезде, который набирал скорость, я разработала примерный план действий. Мне надо было снять комнату в гостинице, где можно было вздремнуть, плотно позавтракать, освежиться и заняться настоящим расследованием. Начитавшись романов Стаута, я видела себя уже чуть ли не экспертом Главного полицейского управления Нью-Йорка. На деле же, полицейские Нью-Йорка, конечно, объединят свои усилия с коллегами из Нассау — скорее всего, моя фотография уже разослана по всем гостиницам, аэропортам, может, и железнодорожным станциям в окрестностях Нью-Йорка.

Мне показалось, что высокий мужчина, который быстро шел в потоке пассажиров, сжимая в руке «Уолл-Стрит джорнел», увидев меня, собрался закричать, но я быстро поднялась на другой пролет лестницы и свернула на пешеходную дорожку.

Сковородка в кафе, куда я зашла позавтракать, выглядела так, будто ее не мыли со времен прихода к власти администрации Картера. Мне это было особенно заметно, так как, разбогатев, мы с Ричи обычно завтракали в «Риц Карлтонс» или в «Четыре сезона», где гарнир был всегда из самых свежих овощей и ягод, похожих на драгоценные камни, а учтивый и безупречно одетый официант, сооружал на вашей тарелке многослойную призму из жирного плавленого сыра.

Я вернулась к своему списку, который держала в уме. Итак, с кем надо поговорить? Джессика — хотя сейчас это было слишком опасно. Мне надо встретиться с Ходжо и Митчем Груеном. Может, с одним-двумя сотрудниками Дейта Ассошиэйтед, с теми, кто мечтал о своем триумфе в корпорации, карьеру которых разрушил приход Джессики. В туалете кафе меня вырвало при виде черных волос и коричневых пятен на раковине и ловушек для тараканов. Потом мне удалось преодолеть чувство отвращения, и я почистила зубы. Я решила, что для начала мне надо поговорить с Митчем Груеном — уж он-то не сдаст меня полиции.

Я взяла такси, и через пятнадцать минут была в центре города, за Сохо, единственным районом, которому удалось сохранить свой первоначальный облик. Ни авангардных магазинов, с одеждой только бежевого цвета, ни ресторанов, специализирующихся на бобовых. В основном старые безликие кирпичные строения, склады, маленькие фабрики. Исключением являлась, пожалуй, бывшая частная школа или библиотека с барельефами муз или девяти женщин в туниках над двойными входными дверями. Дом Митча, как и все, во что он вкладывал деньги, оказался убыточным. Окна на трех из четырех этажей были заколочены. На втором этаже шторы были раздвинуты. Красные шторы. Я подошла и позвонила. Ответа нет. Я позвонила еще раз. Тишина. Митч должен быть там. Если, конечно, его тело не гниет на куче отбросов, он просто игнорирует звонок. Я постучала. В конец концов, уверенный голос требовательно спросил:

Что вам надо?

Посылка от… — я быстро придумала, — Диджит-текс.

Я молилась, чтобы мой голос прозвучал достаточно уверенно.

Что-о-о?

Посылка. Похоже, что-то для компьютера.

Оставьте ее.

— Нельзя. Вы должны за нее расписаться.

Гнусавая сирена звучала секунду или две, но мне этого было достаточно. Я проскользнула в дом и побежала на второй этаж.

Голова Митча в ореоле седых кудрей высунулась в узкую щель из-за приоткрытой двери.

Рози? — спросил он недоверчиво и через секунду добавил. — Крошка, у тебя неприятности!

Митч, — сказала я радостно.

Мне повезло. Он сбросил цепочку и приоткрыл дверь еще на дюйм, вероятно, чтобы убедиться, не прячу ли я чего-нибудь за спиной. Я надавила плечом на дверь и вошла в коридор. Я сделала правильно. Моя уверенность заставила его отступить назад.

— Что ты от меня хочешь? — спросил он, не совсем уже вежливо, полагая, что сейчас я направлюсь вглубь его дома. Если не считать, что он стал более самоуверенным и более седым, то Митч мало изменился с тех пор, как покинул Дейта Ассошиэйтед.

У него были очень невыразительные черты лица: нос не толстый и не тонкий, не вздернутый и не загнутый крючком, маленькие — на удивление маленькие — глаза, которые могли быть серыми, но были карими; не слишком высокий, но и не слишком низкий лоб; настолько непримечательный рот, что утверждать, что он у него есть, можно только потому, что если бы его не было, это было бы слишком заметно.

— Нож для нарезания мяса! — воскликнул он, повернувшись, чтобы закрыть и запереть дверь.

В свои пятьдесят восемь, свободный от условностей, он был одет по-спортивному: серые спортивные штаны и не слишком тесная рубашка, на дюйм не доходившая до пояса и обнажавшая его волосатый живот.

Прошло много времени.

Как поживаешь, Митч?

Еще не умер, как некоторые, и еще могу соображать.

Весь второй этаж дома Митча представлял собой одну огромную комнату. Стены, ковер, кушетка и кресла были ярко-красного цвета. Он купил этот дом и переделал один этаж, как подарок себе, когда заработал первый миллион в Дейта Ассошиэйтед. Жилище холостяка в представлении ребенка. Единственным отступлением от ужасной красноты был столик для коктейля с дымчатым стеклом на поверхности и на изящных отделанных металлом ножках и, конечно, бесконечные компьютеры.