После Тьмы

По зубам ударили стенки стакана, по руке потекла жидкость. Сделать глоток я не могла. Свет падал из окна слишком ярко, так светить не должно. Я хочу, чтобы мир перевернулся, — наполнился тьмой и огнем. Так правильно. Утро — слишком ненормальное явление для этого нового моего мира: я завязла в этой ночи, и было не вырваться из сотен оплетающих меня щупалец страха и ужаса. В этой ночи моим персональным палачом стал Скил.

— Пей, быстро.

Эмма выдернула стакан из трясущихся рук и сама поднесла к моим губам, наполняя рот ледяной обжигающей жидкостью. Потом еще раз наполнила и влила в меня виски. Алкоголь точно старался растопить ледяной кристалл, острыми осколками раздирающий изнутри. Я схватила стакан и с алчностью допила до дна.

— Помоги, — голос получился тихий и с надрывом.

Она громко, в сердцах проматерилась. К чему это? Да не обязана она мне ничем, может свалить, если хочет. Неожиданно Эмма повела меня в ванную комнату. Стащила с меня плащ, майку и помогла пройти в душевую кабину, поставив под теплые струи воды. Сама изрядно намокнув, отрегулировала температуру и взяла мыло и мочалку.

Я оперлась руками о стену, струи смывали грязь и расслабляли… или дело в двух стаканах виски? Неважно, главное — все это выводило из оцепенения, заставляло вынырнуть из ужаса, приносило отголоски тепла.

— Надо смыть это с тебя, — мягко проговорила она и опять неожиданно, намылив мочалку, помогла мне. Прикосновения на удивление были аккуратными и нежными: смывала кровь, не задевая свежих ран.

Эмма тихо заговорила.

— Мне было двадцать. Знаешь, в военной академии я была лучшей… мне, оказывается, завидовали. Шел пятый курс. Однажды на ночных учениях я отдалилась от базы. Меня схватили пятеро и трахали до самого утра. Дело так и не завели. Не хотели выносить на общественность. Замяли. Дали мне бумаги о неразглашении и выплатили компенсацию. На деньги я тогда плевать хотела. Я попала в больницу с вывихнутой челюстью и парочкой сломанных ребер. Какая каша творилась между ног, и вспоминать не хочу. Я сопротивлялась, за что и хорошо получила. После выписки и курсов херовой психотерапии я нашла этих пятерых уродов… и отомстила. Ни капли не жалею. Зато в больнице познакомилась со славным парнем, молодым практикантом, впоследствии он стал моим мужем и отцом Дэйва. Я пережила, и ты переживешь.

— Это многое объясняет, — произнесла я и слабо улыбнулась ей.

— Кэт, ты чертова сучка, вылезающая из любой переделки, так оставайся собой.

— Это был Скил… вернее, тварь, вселившаяся в него.

— Неважно, — отчеканила она, — выпьешь таблетки и спать.

* * *

В номере светло. Стакан воды и что-то в тарелке, горсть разноцветных таблеток валялась на тумбочке. Бездумно выпила лекарства и снова закрыла глаза.

Темно. Уличный фонарь освещал пустую соседнюю кровать, опять на тумбочке — стакан воды и таблетки. Я поднялась с кровати и закинулась ими, снова уснула.

Светло. Солнечные лучи играли в стакане с водой, рядом лежали пилюли и мазь с инструкцией. Я, пошатываясь, сходила в туалет и воспользовалась мазью от ректальных разрывов. За окном город продолжал жить обыденной жизнью, что вызывало раздражение. Я снова погрузилась в тяжелый сон.

Темно. Слабость отпустила, появилась боль — значит еще могу чувствовать, значит еще жива. Выпив бульон и приняв очередную дозу, я решила дождаться Эмму. Странно, я верно должна была заливаться слезами или что по плану в таких ситуациях происходит? Ненавидеть, презирать. Я же не знала, что делать. Боль во всем теле — единственное, что я ощущала. Возможно, стоит и дальше спать и глотать обезболивающее. Но залезть в нору и спрятаться — не в моих правилах.

Дверь скрипнула, я вздрогнула — нужно лечить нервы. Грузная сумка, судя по звукам, шлепнулась об пол.

— Очнулась? — Эмма, скинув куртку на пуфик, обыденно спросила, вместо приветствия.

— Да.

— У меня к тебе несколько вопросов, — она обогнула диван и села на кровать напротив.

— Что, думаешь, это за тварь?

Эмма не задавала неправильные вопросы — «как я?», «все ли хорошо». И так было ясно, что я — дерьмово, за это я была признательна. Но все равно спросила с осторожностью, видно, боялась волны истерики или чего-то в этом духе. Я тоже боялась, что меня накроет, поэтому лучше было действовать, что-либо делать и не вспоминать. Но вспоминать и анализировать, откидывая эмоции, пришлось:

— Это завладело его разумом, шарится по его памяти и экспериментирует с возможностями. Паразит. Знаешь, как-то не до знакомства было, когда тебя насилуют.

— Сарказм — это хорошо, — Эмма хмыкнула. — Если паразит, тогда можем вытравить. Если изучает Скила, думаю, не все возможности вампиров эта тварь узнала.

— Применишь колокольный звон, как в супергеройке?

Эмма кинула мне на диван бутылку с бесцветной жидкостью.

— Что это?

— Святая вода. Телу не причинит вреда, но вот паразиту будет несладко, болевые рецепторы сработают. Если оно трахало, значит, все ощущает. Было приятно, а вот станет не очень, — с заговорческими нотками уточнила Эмма: — Оно сидит в Скиле, и, будем надеяться, для него действие святой воды станет большим сюрпризом.