После реформации

Не беда, если математик Исаак Ньютон, случайно оказавшись в составе английского Парламента, сыграет в нем столь же незначительную роль, как математик Пьер Ферма - в составе провинциального парламента в Тулузе. Хуже другое. Английский Парламент может утвердить или не утвердить Ньютона в должности директора Монетного двора (впрочем, с этой ролью стареющий и отошедший от науки Ньютон отлично справится). Но Парижский парламент может только мечтать о таких полномочиях, ради поддержки реформ Кольбера или более смелых начинаний. Как только Кольбер умрет - самовластный Луи 14 растратит остатки казны, резко поднимет налоги, выдоит до конца французскую буржуазию (не говоря уже о крестьянах). К концу его долгого правления Парижская Академия Наук останется едва ли не единственным процветающим государственным учреждением Франции, по причине сравнительной дешевизны научных открытий.

Но когда деятельность правительства не заслуживает уважения ученых они не идут на государственную службу (как Ньютон в Англии), а ударяются в самодеятельное Просвещение республиканского толка (как Даламбер во Франции), либо соблазняются частной наживой (как Лавуазье), либо просто ждут революции. И она приходит - но в просвещенной Франции протекает гораздо разрушительнее, чем в религиозной (но зато парламентской) Англии. Впрочем, в 1667 году все это далеко впереди...

Для политиков - да; но ученая мысль забегает далеко вперед. Накануне Английской смуты второразрядный физик Томас Гоббс был осенен дерзкой мыслью. Говорят, что весь мир состоит из атомов, которые взаимодействуют и соединяются вместе некими природными силами. Но человечество явно состоит из атомов: эти атомы - люди. Ясно и то, какие силы связывают людей вместе: это государства, церкви и т.п. Нельзя ли создать математическую модель этих "социальных атомов" и "социальных сил" ?

Десять лет наблюдений над Английской революцией с другой стороны пролива (где Гоббс был учителем математики при юном эмигранте - принце Уэльском, будущем Карле II) убедили самозванного социолога, что он постиг суть взаимодействия между человеком и Государством ("Левиафаном"). Человек по природе эгоистичен, алчен, драчлив, лжив и жесток. Поняв это и желая избежать самоистребления, люди добровольно создают Государство, которое силой принуждает их сдерживать вредные импульсы - а за это гарантирует всем гражданам безопасность и умеренную свободу. Если Государство не способно выполнить эту функцию - граждане вправе изменить ему и перейти под власть другого Левиафана; но пока условия "общественного договора" выполняются одной стороной, они обязательны для другой стороны. Наконец, каждое Государство воплощается в персоне Правителя - выборного, но абсолютного монарха, ограниченного лишь своими профессиональными качествами.

Такова первая "рыночная" теория власти, претендующая на звание естественной науки. Это большой шаг вперед, по сравнению с учением Макиавелли, который видел в политике только войну всех против всех без правого и виноватого. Но естествоиспытатели 17 века не признали Гоббса ровней себе. Во-первых, он не сумел облечь свою качественную теорию в строгие математические формулировки; а во-вторых, модель человека у Гоббса оказалась слишком сложной. То ли дело - кинематика точек и твердых тел, созданная Ньютоном!

Не согласны с Гоббсом и политики. Одни истово веруют в божественную сущность монаршей власти; другие столь же свято уверены, что Мир создан Богом на благо людей. Те и другие равно чужды "рыночной" идее Гоббса: они не в силах отречься от единственного привычного им Левиафана в пользу какой-либо новинки, и потому не признают такого права за своими согражданами. Сколько еще революций и смут понадобится европейцам для того, чтобы идеи Гоббса сделались общим местом, а общественная наука перешла к строгому моделированию возможных левиафанов (которые все-таки устроены проще, чем создающие их люди) ?

Российский опыт показал: одного Смутного времени недостаточно, чтобы вразумить расколовшееся общество. Через сто лет после начала Опричнины русская смута не утихла, но приняла новую форму церковного раскола то есть, Реформации, которая в Западной Европе уже закончилась. Интересная деталь: от царя Ивана до патриарха Никона (и дальше) виднейшие российские революционеры оказываются на посту правителей страны! Напротив - низы общества играют в России роль консерваторов-неудачников.