После матча

В футбольной работе чудес не бывает. Это не о ней сказано – «взмахнул дирижер палочкой – и полилась мелодия». Тренер обязан обратить в свою веру игроков, растолковать, не гнушаясь нудными повторениями, задачи каждого и всех вместе, держать их в том тренировочном режиме, который необходим даже не вообще, а для той командной игры, которую им предстоит вести на поле, для «своей» игры. И все это – ежедневно. Однажды многоопытный Маслов мне сказал: «Если я не побываю в команде два дня, я ее уже не чувствую». Как-то я получил письмо. В конверте записочка и почтовая марка. «Прошу передать эту марку К. Бескову, на ней изображен он». В ту пору Бесков тренировал московское «Динамо». Перед матчем я зашел в раздевалку динамовцев и отдал письмо Бескову. Очков у него с собой не оказалось, он разглядывал марку на вытянутой руке, сощурясь. Любой другой положил бы сувенир в карман, и все. А он вдруг громко выкрикнул фамилию одного нападающего. Тот подошел, постукивая шипами бутс.

– Видишь? Это что?

– Марка, наверное…

– А кто на ней?

– Не знаю. Вы, что ли, Константин Иванович?

– Он «не знает»! Смотри хорошенько! Так вот, если ты и дальше будешь играть, как сейчас, тебя никогда на марку не поместят.

Я почувствовал себя лишним при воспитательном разговоре и вышел. Бесков оставался самим собой, даже приятный личный подарок ему пригодился, чтобы задеть самолюбие футболиста, одаренного, но игравшего «через раз». Фамилию этого нападающего я не называю, он сам теперь тренер и тоже, должно быть, строжит нерадивых.

Осенью 1980 года болельщиков облетела удивительная новость: из «Спартака» уходит Хидиятуллин. Никто ничего не мог понять, как же так – игрок самый яркий из молодых, набравший в «Спартаке» сияние «звезды», и ведь так сподручно ему было в этой команде?! Я за Хидиятуллиным наблюдал еще в юношеских командах, когда ему было шестнадцать, он, был диковинно одарен, и видеть, что он, как на дрожжах, вырастает в большого мастера, доставляло удовольствие. Правда, на поле он подчас своевольничал, но, думалось – угомонится, поймет. Его уход в ЦСКА, команду, где не было порядка в игре, мне показался нелепостью.

Потом, когда страсти улеглись, я при встрече спросил Хидиятуллина, в чем же все-таки было дело.

«Понимаете, он (фамилия не была названа, но ясно, что речь шла о Бескове) меня затерзал, все я делаю не так, да кто я такой, никем бы я не стал, если бы не его уроки. А у меня самолюбие…»

Верно, от бесконечных безжалостных нотаций можно захотеть убежать хоть на край света. Но как было молодому, самоуверенному, строптивому человеку на гребне успеха сообразить, что ему просто необходимы ежовые бесковские рукавицы? Развязка оказалась горькой и закономерной. Получив в ЦСКА бесконтрольную свободу, Хидиятуллин в два счета растерял свои достоинства, от его яркого таланта остались одни воспоминания. Потом его подстерегла травма, и я до сих пор печалюсь, думая о том, что такому игроку судьба отмерила всегонавсего три-четыре хороших сезона…

К чему это рассказано? Команда – серьезная трудовая ячейка. Само собой, я имею в виду команду сильную, классную, не знающую иных целей, кроме максимальных. Не бывает, чтобы все 16-18 игроков оказались равны по футбольной одаренности. Но все они на поле обязаны быть равными в расходовании сил, в чувстве ответственности, в душевном подъеме. Если играет спустя рукава один, уже чувствуется, уже плохо, если же двоетрое, пиши пропало. Для тренера едва ли не главное знать, каковы его футболисты все вместе и не вообще, а в этот час, перед выездом на стадион. И он не может себе позволить ни малейшей поблажки, нет для него ни «симпатичных парней», ни знаменитостей, которых жаждет увидеть публика, ни тех, кто долго верой и правдой служил клубу, а теперь «не тянет».

Не правда ли, что в иных сферах далеко не все, состоящие в штате, загружены одинаково? Кто-то пользуется снисхождением, как общественник, другому прощают за то, что он «приятный человек», к третьему не придерешься, ибо он оказывает услуги начальству; а тот – мастер пускать пыль в глаза. В уважающей себя команде это невозможно. И тренер по долгу своему обязан быть твердым, суровым, хоть бы и жестоким, благополучие команды – его символ веры.