Футболу век с лишним. Это много, особенно если принять во внимание, что игроку дано блистать считанные сезоны и смена поколений постоянна и неотвратима. Но эта смена в то же время и не так уж и заметна, потому что идет постепенно, год от года, и благодаря этому что-то в футболе остается незыблемо, переходит от покидающих поле к выбегающим на поле впервые, как путеводная нить, как цепь, незримо и прочно связующая разные времена. Мне не хотелось бы пускаться в рассуждения об этом «что-то». Не сомневаюсь, что каждому, чья душа лежит к футболу, ведома непреходящая власть этой игры, независимая от воли ее постановщиков, конструкторов, распорядителей и истолкователей. Эта власть непоколебима; футбол с нею появился на свет, она сопровождает его и хранит, от нее более всего зависит его благополучие. И есть ли право не брать ее в расчет? Не ошибется ли тот, кто приравняет футбол к узкой, послушной спортивной дисциплине, которую позволительно вертеть как угодно? И не должен ли образованный тренер иметь широкий взгляд на вещи и считать своей высшей обязанностью, пусть и не внесенной в его деловые бумаги, попечение и вечную тревогу о том, чтобы футбол смотрелся, задевал за живое, восхищал, удивлял? Иначе для чего же воздвигнуты стадионы – чудеса современной архитектуры, для чего регулярный телевизионный футбольный репертуар?
Пусть все вновь открытое, найденное, изобретенное служит футболу. Как говорится, на здоровье! Лишь бы оно, это новое, не покушалось на таинство спектакля на зеленой арене, который все-таки, как ни крути, взывает к нашим чувствам, а не к нашим познаниям в области самых уважаемых наук. Никто не станет возражать, чтобы этот спектакль ставился по всем наиновейшим правилам, все понимают, что любое ремесло опирается на свои секреты. Но лишь бы спектакль шел и его не тщились подменять на поле диссертационным диспутом об этих самых секретах ремесла!
Дружба без встреч
Скорее всего, если бы прозвучал требовательный заказ из редакции, я мог бы написать о тренере Константине Бескове и десять и двадцать лет назад, в любой более или менее подходящий момент. Срок моего знакомства с ним – вся жизнь: отчетливо помню, как он, восемнадцатилетний, с русым чубчиком и коротко выстриженным затылком, уже тогда плотный и основательный, появился на краю линии нападения «Металлурга» с благословения дальновидного Бориса Аркадьева, и состою с ним в добрых отношениях и ныне, когда ему за шестьдесят. О Бескове всегда нашлось бы что рассказать, он заметен, и на свое счастье и на свою беду, эдакая крупная фигура, которой легко при желании восхититься и которую столь же легко при случае избрать мишенью для нападок.
Но сейчас, когда я сам себе сказал – «пора!», чрезвычайно кстати оказалось, что раньше о нем писать мне не приходилось. А внутренний приказ я услышал после того, как сам себе признался в ошибке. Ошибка заключалась в том, что я посчитал, что Бескову самое время распрощаться со «Спартаком». Ход рассуждений был таков: успех сказочный, команда возвращена в высшую лигу, с ходу, на одном дыхании вознеслась в чемпионы, публика повалила на ее матчи, покоренная радующей глаз игрой, по совместительству спартаковскому тренеру доверили сборную, ожила и она и, хоть и проиграла один роковой матч на Московской олимпиаде, все же обрела потерянное ранее чувство собственного достоинства, одолела бразильцев на «Маракане», словом, за короткое время Бесковым сделано так много, что дальше, как подсказывают зигзаги в биографиях самых выдающихся, удачливых тренеров, его может ждать только спад, что и подтверждалось проигрышем «Спартака» в финале Кубка страны в 1981 году, аритмией в его выступлениях в чемпионате.
Бесков и не подумал уйти из «Спартака». А я постепенно пришел к мысли, что мое проникнутое благоразумием пожелание, если и имело в виду сохранение тренерской репутации Бескова и, может быть, необходимость перемен в несколько застоявшемся клубе, не учитывало отношения Бескова не к должности, а к своему предназначению. Я понял, что оценивал его роль и деятельность упрощенно, со служебной меркой. Такой просчет не дает житья, пока в нем не признаешься.
Большой тренер отличается от остальных тем, что в его руки попадает не какая-то определенная команда, а футбол в целом. Руководя своей командой, желая ей добра, шагая с ней вверх по турнирной лестнице, он не довольствуется этим, как большинство его добросовестных коллег, а на ее примере, с ее помощью предлагает общему вниманию собственное истолкование игры, ее тактики, ее морали, отстаивает нетленные ценности и одновременно нащупывает новое.