Все кафе были плотно заняты – мировой финансовый кризис, похоже, деликатно обходил Москву стороной.
Нашли столик в японском ресторанчике.
– Любите эту еду? – спросила я.
– Постараюсь полюбить, – ответил он.
Стало понятно, что с японской кухней он незнаком.
– Тогда – мастер-класс, – бодро предложила я.
– Ты же знаешь, я открыт всему новому и неизведанному, – с готовностью ответил дядя Гоша.
Я в который раз удивилась ему, теперь уже пенсионеру.
И в который раз нашла повод им восторгаться.
Он с интересом разглядывал интерьер японской едальни, кимоно официанток, крошечные фарфоровые пиалушки с горчицей, имбирем и соусом. Крутил в руках неподатливые и коварные, на первый взгляд, деревянные орудия для еды. И всему удивлялся и восторгался.
«Удивительное дело! – подумала я. – Как он умеет приспосабливаться к новым жизненным реалиям! И это в его-то весьма почтенном возрасте! Всему удивляться и всему радоваться. Без старческой брюзги и осуждения!»
Пили сливовое вино, болтали про всякую чепуху. Дядя Гоша смотрел на меня внимательно, не так, как всегда, что ли. Будто впервые разглядывал. Или мне это показалось? Откуда ему знать?
Мы обсуждали новые книги, фильмы. Ему было интересно абсолютно все! Удивительная свежесть и точность ума! Чудо, а не старик. Впрочем, какой он старик!
Дядя Гоша рассказывал, что в августе собирается в Рим, Флоренцию, Венецию. Уже составил – по Интернету! – маршрут. Экскурсии, предложенные заботливыми туроператорами, ему не интересны. Осенью мечтает прокатиться в Австрию, мечтает послушать «Тоску» и съесть венский шницель. «Человек строит планы! – подумала я. – А я пытаюсь построить еще своих близких. Чтобы все было по-моему. Так, как я считаю единственно правильным. Мне все время кажется, что права только я! Я не оглядываюсь на других и даже не пытаюсь их понять».
Я продолжала любоваться дядей Гошей. Он это видел и, кажется, не возражал.
Заказали кофе. Он посмотрел на меня и спросил:
– Ну что, Ириш, решила, как дальше?
Я дернулась, выпрямила спину, покраснела и сказала:
– Цель визита ясна. Конспиратор из вас фиговый.
Он развел руками:
– Ну, какой уж есть!
– Не знаю, дядя Гоша. Честно – не знаю. Не могу разобраться в себе.
– Ну, это самый сложный вопрос! Думающий человек пытается в себе разобраться всю жизнь! И это, надо сказать, не делает эту самую жизнь легче. Хотя, знаешь, по опыту – ковыряешься в своем нутре, отдираешь болячки или смазываешь их маслом, а однажды проснешься – и все стоит на своих местах. За тебя уже все решили. Ну, жизнь или высшие силы – я в этом не очень силен. Так было тысячу раз. Есть что-то мудрее и терпеливее нас. И тебе становится совершенно ясно, как жить и что делать.
Я продолжала молчать.
– Не хочешь говорить? – спросил дядя Гоша.
– Не хочу. Противно. Хочу только спросить… У вас ведь такой жизненный опыт, такая долгая жизнь. И к тому же – мужской взгляд на все эти вещи! Просто интересно. Чисто в исследовательском и познавательном смысле!
Он кивнул.
Я подалась вперед и заглянула ему в глаза:
– Дядя Гоша! А что, так у всех? По-другому не бывает?
– У всех? Не знаю, Ириш. Статистики такой нет. Но могу сказать, что у многих – именно так. Хотя бывают счастливцы, которых такая беда обходит стороной или они случайно остаются в полном неведении. А некоторые делают вид, что в неведении. Мир так устроен, детка! Подло устроен, наверное. И уж несправедливо – точно. Но человек слаб, любопытен, готов позариться на чужое – из зависти или интереса. Все ему кажется, будто он что-то пропустит, чего-то не попробует, чего-нибудь не откусит. Да и потом – гормоны, сама понимаешь! Физиология человека мучает весь репродуктивный возраст. Мужикам в этом смысле тяжелее, ты уж мне, старому волку, поверь! А потом вопросы демографии! Ты же знаешь, какая и здесь несправедливость! На десять девчонок по статистике девять ребят!