После десятого класса

Младший лейтенант что-то буркнул в ответ и передал по телефону команду на бронепоезд.

Донесся выстрел, где-то в небе просвистал снаряд. Но возле бугров ни взрыва, ни дыма.

— Наверно, камуфлет,— решил младший лейтенант,

А хозяин НП опять заметил:

— Какой камуфлет? Земля на метр промерзла. Тут и бронебойный сработает, как осколочный.

Несколько раз стрелял бронепоезд — и никакого результата. Командир бронепоезда стал ругать младшего лейтенанта, тот начал утверждать, что снаряды не рвутся и дело тут нечистое. Наверно, вредительство. Хозяин НП еще раз посмотрел в щель и ткнул младшего лейтенанта в бок.

— Вон за леском не от твоих дым расплывается?

Тот отмахнулся.

— Попробуй еще раз на тех же установках.

Я взял бинокль и тоже припал к смотровой щели. И на самом деле: после выстрела над лесом взлетел столб земли, а это совсем в стороне от дели, Младший лейтенант выругался и скомандовал:

— Правее пять ноль-ноль. (А это тридцать градусов!)

С бронепоезда не поверили такой ошибке и переспросили:

— Может, ноль-ноль пять? (Это одна треть градуса!)

Младший лейтенант повторил команду.

Потом до нас донесся раскатистый треск, снаряд не просвистел, а телефон умолк. Вскоре связь восстановилась, и командир бронепоезда приказал младшему лейтенанту срочно вернуться обратно.

Оказывается, они довернули ствол на тридцать градусов и не заметили, что перед ним телеграфный столб... Ну и врезали. Лошадь на дороге убили...

А совсем недавно я пошел на НП. Только рассветало. Над землею стлался легкий туман, небо голубое-голубое, и даже где-то птицы зачирикали. Противник помалкивает. Солоно нашим там, под Невской Дубровкой и Синявином, но ему еще солонее, коли сам Ман-штейн туда из-под Ленинграда рванул спасать положение. Значит, боями под Синявином мы сорвали намечающийся штурм Ленинграда.

Возле знакомого НП гаубичного дивизиона лежал кто-то накрытый с головой шинелью. Я решил, что труп. Слышу сзади голоса. Смотрю, тот самый, с бронепоезда, уже лейтенант, за ним телефонист с катушкой на спине.

Лейтенант растолкал лежащего под шинелью, тот высунул голову, пожмурился от света.

— Стрелять пришли? Валяйте. Скажите, что я разрешил.—» И, закрываясь шинелью, бросил: — Если обстрел начнется — надежный блиндаж дальше по траншее, а меня не будите.

Лейтенант пристроился у стереотрубы. Раскрыл планшет, и я ахнул —так солидно сделан и латунью окантован. Куда моему до него! Придется свой переделывать.

Лейтенант сообщил, что сейчас должна по новой ветке подойти вражеская железнодорожная батарея и открыть огонь по городу. Может, удастся заметить ее вспышки с этого НП. Они должны быть видимыми. Иначе придется стрелять по данным звукометристов,

— А откуда узнали?

Лейтенант, настраивая окуляры стереотрубы, на* смешливо бросил:

— Во сне приснилось.

Я покурил раз пять, вздремнул. Хозяин НП выспался, сидел на пороге и звучно тянул из кружки чай вприкуску, а лейтенант как припал к стереотрубе, так и не отрывался от нее. Только время от времени протягивал назад руку. Тогда телефонист быстро скручивал ему папиросу, прикуривал и подавал.

Кот у мышиной норы караулит менее терпеливо, чем этот лейтенант. Больше полутора часов сидел и вдруг дернулся.

— Есть! Я прав, увидал! Засек!

Донесся тяжелый раскат. Где-то высоко в небе прошипели снаряды и умолкли. В город направлены. Лейтенант быстро, но без суеты колдовал над планшетом, потом подал команду.

Вскоре загрохотал бронепоезд. Телефонист протянул трубку лейтенанту. Тот торопливо прокричал что-то вроде «надо держаться, нащупали». Потом оглянулся на меня:

— Чего сидишь? Другая батарея вмешалась, по нас бьет. Приглуши ее. Вот эта.— Он показал мне точку на планшете.

Я позвонил комбату и попросил разрешения на огонь. Потом перенес точку на свой планшет, определил данные и открыл огонь. Лейтенант снова оторвался от трубы и крикнул хозяину НП:

— Ну, помоги! Иначе позицию менять придется. А я пристрелялся же...

Хозяин НП поставил дымящуюся кружку на столик, прикрыл ее фанеркой и спросил меня, куда я стреляю, Брось, эти орудия укрыты. Их надо фугасами. Перенеси огонь на его цель. Батарея тяжелая, наверняка па открытых платформах, а если в путь угодили, то ремонтную команду придавишь.

Теперь в тесной землянке наблюдательного пункта кричали три командира и три телефониста. Я не понимаю, как быстро мы сработались с лейтенантом. Толкали друг друга, бинокль прыгал у меня в руках, очень трудно приспособит!) его у свободного краешка щели. Мы е лейтенантом били по одной цели и могли перепутан, разрывы, хотя мои и рвались в воздухе, но я' старался опустить их как можно ниже к земле, и за рощицей их легко было принять за наземные взрывы.

Гремели в ожесточенной дуэли пять батарей, шипели в небе снаряды. По звуку мы узнавали залпы каждый своей батареи, и, еще телефонист не успевал доложить, я бросал лейтенанту:

— Мои идут.

В стереотрубу наблюдать лучше, и он отвечал:

— Хорош! Так и бей. Сейчас мои пошли.

Железнодорожная батарея врага замолчала. Умолк