А вот теперь смартфон сообщил, что кто-то добавился в друзья.
Пришло время узнать: кто же ты такая, Элентари?
***
Кто же ты такая, Дашенька?!
Наваждение или Судьба?
Одно могу сказать точно: это был роскошный бал.
Его давал Андрей Петрович Верёвкин, отставной генерал. Как и всегда в Москве не хватало кавалеров, потому хозяин дома позвал всех мало-мальски родственных молодых людей, а также сыновей сослуживцев и их друзей. Именно поэтому я и попал туда: как знакомый сына премьер-майора, отличившегося вместе с Андреем Петровичем ещё в 13-ом году. Что ни говорите, а если тратишь огромные суммы на бал, то не надо скупиться и на веселье. Иначе всё будет напрасно, и вместо добрых слов по столице пойдут слухи о том, насколько скучно у Верёвкиных. Зачем тогда было вообще его устраивать?
И не стыжусь ещё раз упомянуть: это был роскошный бал. Пусть Андрею Петровичу зачтётся на земле и на небесах.
Дело не только в том, что залы со вкусом украшены, ярко освещены, а звуки вальса оглушали ещё с вестибюля. И не только в том, что дамы пестрели голубыми, розовыми, изумрудными и цвета слоновой кости платьями, украшения блестели на свету, а скромные кавалеры в чёрных фраках и лайковых перчатках жадно искали глазами тех, кого пригласят на котильон и мазурку.
Дело в том, что на этом балу я и встретил её.
Дашеньку.
Она просто чудо. Не я один – все: и дамы, и кавалеры, и родители, и хозяева вместе с почётными гостями – смотрели на неё с упоением. Как она изящно двигалась в танце, как оживлённо беседовала в перерывах, как сверкали её глаза, пылал румянец на щеках! Сгорая от страсти, я отчаянно бросил вызов Судьбе, подошёл прямо к ней и, глядя в неземные очи, попросил её станцевать со мной мазурку. Эти несколько секунд показались вечностью.
Дарья сомкнула ресницы и скромно согласилась.
Я был поражён: неужели ни один молодой человек не нашёл в себе сил подойти к богине и пригласить на танец? Неужели лишь я избранный её жрец?
Собравшись с духом, решил брать крепость штурмом – пригласил её и на котильон. К моему огорчению, на этот танец она уже была занята. Некий сержант Антонов подсуетился, едва Дарья вошла в бальный зал, сопровождаемая мамой и сёстрами. Я возненавидел этого Антонова, представив, как он поведёт её после танца к буфету, чтобы угостить шампанским, как они будут вместе смеяться над убожеством отдельных светских лиц…
Но ничто не должно было омрачать моего счастья. Всё-таки мазурка осталась за мной! Красота Дарьи настолько поразила кавалеров, что они и думать не могли подойти к ней пригласить на танец. А я смог. Даже осмелился завладеть её вниманием на оба главных танца – это что-нибудь да значит!
Значило же очень много, в чём вскоре я смог убедиться, танцуя с ней в эти незабвенные минуты. Мои руки выдавали меня с потрохами дикой дрожью, когда моя правая ладонь лежала на нежной гладкой ткани её аметистового платья, а левая сжимала её хрупкую ладошку. Когда я вставал на колено, а пышная юбка, задевая об него, мягко шелестела, мне чудилось: я житель вечности и смысл бытия проник под кожу, согревая кровь надеждой на бесконечное блаженство.
После танца я никак не мог унять дрожь в членах, старался быть учтивым и серьёзным, дышал ровно, но не помогало: меня било, как в лихорадке. Я плохо понимал, что она говорит мне: возможно, какие-то общие места, традиционно обсуждаемые на балах. Я кивал и улыбался, со стыдом ощущая, какое ужасное впечатление произвожу на Дашеньку. Но, кажется, моя робость её умиляла.