— Софи, — Вагариус покачал головой, — ты накануне с трудом двигалась, какие дети? Давай я лучше попрошу у императора отпуск на пару дней, вместе съездим на море. И твою маму возьмем, и девочек.
Море! Да, это было бы замечательно. Но как оставить Агату и Александра? И Арена тоже…
— Ох, Софи. Да не умрут они без тебя два дня. В общем, я поговорю с его величеством завтра. С учетом того, что ты для него сделала, отказать он не должен.
— Вано! — возмутилась София. — Не вздумай говорить такое, это нехорошо!
Он улыбнулся и, подавшись вперед, обнял ее, погладил по волосам и с нежностью прошептал:
— Как бы я хотел, чтобы ты была счастлива, девочка моя. Если бы я знал, что это к лучшему, сегодня же подал бы прошение об отставке и увез бы всех вас подальше от столицы.
— Не надо, — сказала София очень тихо, тоже обнимая его. — Это…
— У тебя должна быть семья, Софи, — продолжал он горячо. — Семья, любимый муж рядом, дети, свой дом. Семья — это лучшее, что может быть.
— Ох, Вано… — Сердце у нее разрывалось от сочувствия и переживаний. — Ну что ты, в самом деле…
— Я ничего не смогу сделать, если он захочет забрать тебя, Софи. Но, Защитник, я не желаю тебе такой судьбы! — Вагариус посмотрел ей в глаза, и Софии показалось, что он словно слегка посерел от тревоги. — Пожалуйста, подумай…
— Не волнуйся, — сказала она как могла твердо, не отрывая взгляда. — Я ведь обещала. Я…
София не договорила — посреди палаты неожиданно начали возникать стены пространственного лифта, и Вано, покосившись на них с яростью, вскочил со стула.
— Я пойду.
— Вано…
— Не надо, не говори ничего. Просто если я увижу его сейчас… — Вагариус зло выдохнул. — Убью.
— Тогда я тоже умру. Я ведь пришита к императору. Если он умрет — умру и я.
Вано ошеломленно смотрел на нее, кажется, потеряв дар речи.
— Иди. До завтра, Вано.
Пару секунд он еще стоял, словно не в силах пошевелиться, но когда стены лифта ярко вспыхнули — значит, перенос был почти завершен, — быстро выскочил за дверь, даже не попрощавшись.
София грустно улыбнулась и встала с постели. Ничего, Вано переживет это, да и Арена убить очень непросто.
Она понимала своего дедушку, который совершенно естественно не хотел ей судьбы любовницы императора. Но и не разделяла его неприязни к Арену, и не только потому что он вытащил ее с того света.
Любовь — это не преступление. Преступление — идти против долга. Да, в этом можно было упрекнуть и ее, и императора — но не в любви, нет, не в любви.
Стены лифта опали, и София сделала несколько стремительных шагов вперед, немедленно попав в объятия человеку, который точно так же метнулся ей навстречу и крепко поцеловал, прижимая к себе настолько сильно, что она охнула.
Восторг. Вместо крови по венам потек чистейший восторг, абсолютное счастье, безграничная радость… И всего этого было так много, что София показалась самой себе сверкающим солнцем, вечной звездой, которая горит, но не сгорает.
Тело Арена полыхнуло жаром, и София, на секунду приоткрыв глаза, поняла, что ее вновь окружает пламя. Она улыбнулась ему в губы, погладила по щекам и волосам, и замерла, услышав тихое и страстное:
— Я так соскучился.
— Я тоже, Арен, — прошептала София, глубоко вздыхая. Как же замечательно он пахнет! — Очень. Но я еще вечером, когда ты приходил за Агатой, заметила, что ты устал.
— Ничего страшного. Мне просто надо выспаться, — ответил он тепло и, подхватив ее на руки, как накануне, пошел к кровати. Сел, не выпуская Софию из объятий, и продолжил: — И я высплюсь. Но я не мог не прийти к тебе.
Огонь вокруг них продолжал плясать, и София с нежностью погладила его лепестки.
В который раз к ней пришла волна безумной радости, и девушка, посмотрев в сияющие глаза Арена, призналась:
— Мне со вчерашнего вечера кажется, что я ощущаю твои эмоции.
— Что? — он удивленно поднял брови. — Это невозможно, Софи.
— Эн говорит, что невозможного не бывает. И вообще, раз уж я получила способность не гореть в огне, почему бы еще и эмпатию не заработать…
— Способность не гореть в огне?!
Пляшущее вокруг них пламя наконец опало, и Софии стало смешно, когда она подумала: наверное, это оттого, что у Арена изменилась преобладающая эмоция. Девушка чувствовала — он в шоке.
— Да. Видимо, Эн не успела тебе это рассказать. Она сегодня зажгла огонек на ладони, а я к нему прикоснулась, и больно мне не было.
После секундного молчания Арен улыбнулся, и в глазах его заплясали веселые искры.
— Однако… Получается, мне теперь не нужно держать тебя на руках, когда мы будем заходить в камин? Какой кошмар, Софи.
Она фыркнула.
— Кстати, и я только что поняла — мне не больно смотреть на пламя. Раньше глаза слезились, а сейчас нет.
— Так и должно быть, — произнес Арен, задумчиво глядя на нее. — Эмпатия, значит… Что ж, пожалуй, это было бы не удивительно. Но как ты это поняла?
— Ну… — Она немного смутилась. — Я, конечно, вчера была очень рада тебя видеть, но сама я не ощущала настолько… безумного счастья, как ты.
— Безумного счастья, — он засмеялся и, наклонившись, быстро поцеловал ее в щеку.
— А сейчас я чувствую, что тебе смешно и приятно. Щекочет в груди.