После

Было. И Виктория, вспомнив то время, замерла от нежности и желания вернуть его. Она тогда еще стеснялась Арена, и он постепенно приручал ее, стараясь сделать так, чтобы жена привыкла не только к разговорам, но и к прикосновениям. Ведь до свадьбы он Викторию почти не трогал, а тут вдруг… так резко все… Странно и неловко. Она помнила, как поначалу застывала на его коленях, но потом расслаблялась. И совсем скоро начала ждать вечера с нетерпением — ей нравилось и разговаривать с Ареном, и касаться его самой, и ощущать прикосновения мужа. После первой брачной ночи он не позволял себе ничего, кроме поцелуев, первую неделю, а потом…

Ох, как же сладко было потом! Еще слаще, чем в первый раз. А началось все с рассказа о практике в оранжерее, во время которого Арен вдруг стал расстегивать Виктории платье на груди.

— Продолжай, Вик, — сказал он невозмутимо, когда она запнулась. — Я слушаю.

Продолжать толком не вышло — как тут продолжишь, когда горячие губы целуют шею и грудь, а нежные руки расплетают косу, лаская затылок.

— Ты… хочешь…

— Хочу. Но главное, чтобы хотела ты. Если тебе не понравится, я почувствую.

Ей нравилось. Ох, как же ей нравилось! Особенно нравилось ощущать его в себе, потому что это давало иллюзию того, что Арен принадлежит ей, и только ей. Он — такой замечательный, сильный и красивый — ее муж. Виктории доставляла удовольствие эта мысль.

— Папа! — воскликнул Александр, и императрица отвлеклась от воспоминаний, обернувшись к камину.

Арен вышел из огня, и Виктория закусила губу, наблюдая за тем, как он медленно идет навстречу сыну и малышке Адель, подхватывает их на руки, прижимает к себе и ласково целует обоих в макушки, вздыхая и закрывая глаза.

Муж не улыбался. И вообще выглядел так, словно только что всех похоронил.

— Рассказывайте, как день прошел.

— А я думал, ты с Агатой и Софи плидешь, — пожаловался Алекс, болтая ногами. Адель молчала, с интересом щупая золотые пуговицы на мундире Арена. — А где они и когда плидут?

— Агата и Софи ненадолго уехали, но скоро вернутся, — ответил император ровным голосом, который даже не дрогнул от этой лжи. — И привезут вам с Адель подарок.

— Да-а-а? — Кажется, мальчик никак не мог определиться, радоваться или огорчаться. — А… почему без меня? И без Адель?

— Вы еще маленькие. Быстро устанете.

— Вот так всегда, — вздохнул ребенок. — Как что-то интелесное, так я маленький.

— Наоборот, Алекс. Все самое интересное — маленьким, а тем, кто побольше, остается только скучать. — Арен на секунду оторвался от диалога с детьми и посмотрел на сестру. — Ани, можешь идти. Адель давно пора спать.

— Мы ждали тебя, — сказала Анна мягко и, подойдя ближе, обняла императора. — Очень ждали, Арен.

Виктория заморгала, вновь изо всех сил пытаясь не разрыдаться. Что же она такая дура?.. Почему сама не подошла к мужу, не обняла?.. Даже не подумала!

— Иди, — повторил император, передавая Анне на руки Адель. — Я завтра зайду. Сегодня не смогу.

— Я понимаю, — ответила она с той же мягкостью и, на мгновение коснувшись ладонью щеки брата, все же направилась к выходу из детской.

Как только Анна вышла, Александр широко зевнул, и Арен, внимательно поглядев на ребенка, заключил:

— Тебе тоже пора спать.

— Не-е-е, — заканючил наследник. — Ты только плишел! Давай поиглаем. Постлоим галаж для магмобилей.

— Недолго, Алекс. А потом спать.

— Холошо!

Виктория, пока они играли, сидела рядом и смотрела на Арена. Иногда сын подбегал к ней что-то показывать, но она толком не слушала, глядя на мужа.

Такой уставший, почти мертвый. Так хотелось сказать или сделать что-то, чтобы ему стало легче. Но что она может? Да ему и не надо от нее ничего.

Через полчаса Александр уснул среди игрушек, и император, подняв сына, негромко сказал, бросив на Викторию краткий взгляд:

— Я помогу ему умыться и уложу. Иди спать, Вик, ты тоже устала.

— Ты… — Спрашивать было неловко и почему-то стыдно. — Ты потом зайдешь ко мне?

— Не сегодня, — ответил Арен спокойно и ушел в ванную с Алексом на руках.

Несколько секунд Виктория стояла посреди детской, чувствуя себя так, будто муж в нее плюнул, и больше всего на свете желая упасть на пол и зарыдать.

Но постепенно, по капле, это желание проходило.

«Он просто устал. Устал гораздо больше, чем ты».

Остаться? Попытаться поговорить? Только вот о чем?

Виктория сама не знала, почему так хочет что-то сказать Арену. И что именно, она тоже не могла понять.

В конце концов, вытерев рукавом заслезившиеся глаза, Виктория покинула детскую, признав, что даже если она останется, это ни к чему не приведет. Осознавать, что все ее действия будут бесполезными и легче от них Арену не станет, оказалось очень мучительно.

* * *