Послания

30 Взвешивать римских поэтов, - то не о чем нам препираться:

Косточек нет у маслин, и нет скорлупы у ореха!

Мы уж достигли ведь счастья вершин; умащенных ахейцев

Выше мы в живописаньи, в борьбе, в песнопеньи под лиру.

Если, как вина, стихи время делает лучше, хотел бы

Знать я, который же год сочинению цену поднимет.

Если писатель всего только сто лет назад тому умер,

Должен быть он отнесен к совершенным и древним, иль только

К новым, неценным. Так пусть нам срок устранит пререканья.

"Древний, добротный - лишь тот, кому сто уже лет после смерти",

40 Что же? А тот, кто погиб лишь месяцем иль годом

Должен он будет к каким отнесен быть? К поэтам ли старым,

К тем ли, на коих плюет и теперешний век и грядущий?

- "С честию будет причтен к поэтам старинным и тот, кто

Месяцем только одним или целым хоть годом моложе".

Пользуясь тем (из хвоста я как будто у лошади волос

Рву понемногу), один отниму и еще отнимать я

Стану, пока не падет: одураченный гибелью кучи,

Тот, кто глядит в календарь и достоинство мерит годами,

Чтит только то, на что Смерть святыни печать наложила.

50 Энний, что мудр и могуч был, Гомером вторым величался

(Критики так говорят), - заботился, видимо, мало,

Чем Пифагоровы сны и виденья его завершатся.

Невий в руках не у всех? Разве в память засел он не твердо,

Свежий почти? До того все поэмы, что древни, священны!

Спор заведут лишь о том, кто кого превосходит, получит

Славу "ученого" старца Пакувий, "высокого" - Акций;

Тога Афрания впору была, говорят, и Менандру,

Плавт по примеру спешит сицилийца всегда Эпихарма,

Важностью всех побеждает Цецилий, искусством - Теренций.

60 Учит их всех наизусть и их, в тесном театре набившись,

Смотрит влиятельный Рим и их чтит, причисляя к поэтам,

Вплоть до наших времен от писателя Ливия века.

Правильно смотрит толпа иногда, но порой погрешает.

Если поэтам она удивляется древним, их хвалит,

Выше и равным не чтит никого, то она в заблужденьи;

Если ж иное она чересчур устаревшим считает,

Многое грубым у них признает, а иное и вялым,

Судит разумно, со мной, по Юпитера благоволенью.

Я не преследую, знай, истребить не считаю я нужным

70 Ливия песни, что, помню, драчливый Орбилий когда-то,

Мальчику, мне диктовал. Но как безупречными могут,

Чудными, даже почти совершенством считать их, - дивлюсь я.

Если же в них промелькнет случайно красивое слово,

Есть хоть один иль другой там стих благозвучный немного:

Всю он поэму ведет, повышает ей цену бесправно.

Я негодую, когда не за то порицают, что грубо

Сложено иль некрасиво оно, а за то, что - недавно,

Требуют чести, награды для древних, а не снисхожденья.

Но усомнился б я в том лишь, в праве ль комедии Атты

80 Сцену в шафране, в цветах попирать, все отцы закричали б

Стыд мол утратил я, раз порицать покушаюсь я пьесы

Те, что и важный Эзоп, и Росций искусный играли;

Иль потому, что лишь то, что нравится, верным считают,

Или позор видят в том, чтоб суждениям младших поддаться,

Старцам признать, что пора позабыть, чему в детстве учились.

Кто же и Салиев песнь восхваляет, стремясь показать всем,

Будто он знает один то, что нам непонятно обоим,

Тот рукоплещет, совсем не талант одобряя усопших:

Нет, это нас он лишь бьет, ненавидя все наше, завистник.

90 Если б и грекам была новизна, как и нам вот, противна,

Что же тогда бы теперь было древним? И что же могли бы

Все поголовно читать и трепать, сообща потребляя?

Кончивши в_о_йны, тотчас начала пустякам предаваться

Греция; впала в разврат, лишь счастье послала Фортуна;

Страсть к состязаньям коней иль атлетов зажглась в ней; то стали

Милы ваятели ей из мрамора, кости иль меди;

То устремляла и взоры, и мысли к прекрасным картинам,

То приходила в восторг от флейтистов, актеров трагедий;

Словно глупышка-девчурка под няни надзором играет:

100 Жадно что схватит сейчас, пресытившись вскоре отбросит.

Мирные те времена принесли и попутные ветры.

Долго был в Риме благой обычай вставать спозаранку,

Дверь отпирать и клиентам давать разъясненья законов,

Деньги отвешивать в долг, надежным лицом обеспечив,

Старших выслушивать, младшим о том говорить, как достаток

Вырасти может и страсть, что убытки влечет, уменьшиться.

Пусть ненавистно иль мило, - но что ж неизменным ты счел бы?

Вот изменил уж народ неустойчивый мысли и пышет

Страстью одной - сочинять: и отцы с строгим видом, и дети,

110 Кудри венчая плющом, произносят стихи за обедом.

Сам я, хотя уверяю: "Стихов никаких не пишу я",

Хуже парфян уж лгуном оказался: до солнца восхода

Встану лишь, требую тотчас перо и бумагу, и ларчик.

Тот, кто не сведущ, корабль боится вести, и больному

Дать абротон не дерзнет, кто тому не учился, леченье

Дело врачей; и искусств творенья творит лишь художник;

Мы же, - учен, неучен, - безразлично, поэмы все пишем.

Но в увлеченьи таком и в безумии легком какие

Есть добродетели, ты посмотри: едва ли поэты

120 Жадны, но только стихи они любят и к ним лишь пристрастны;

Будят лишь смех в нем убытки, и бегство рабов, и пожары;

Он не замыслит надуть компаньона, ребенка-сиротку;

Может он хлебом простым и стручьями только питаться;

Пусть до войны неохоч и негож, но полезен он граду,