Так же ему здорово подошла красная в черную вертикальную полоску. С гораздо большим вниманием и тщательностью он перебирал вешалки с брюками, остановился на строго черных и темно–коричневых летних со множеством карманов, сам он был в достаточно строгих джинсах. Зал кончался двумя высокими шторками, провожающими внутрь. Олег, указав взглядом вперед Диметре, вошел за ту шторку, что слева, следом вошла и она. На коричневой, выполненной под дерево, стене напротив висело зеркало, по бокам стены повторялись тем же рисунком, дополняясь стальными продолговатыми приспособлениями, на которые можно повесить одежду, под зеркалом стоял выполненный в красных оттенках стул. Оказавшись внутри и поменявшись местами по расположению, Олег зашторил выход, после чего расстегнул молнию своих джинсов, пуговицу, выпустил наружу майку серого цвета и тут же резким движением поднял ее, снял с себя и положил на стул, Диметре открылся его обнаженный торс, немного окрашенный висящей сверху желтоватого цвета лампой. Он положил на стул выбранные вещи, оставив в руке лишь рубашку в вертикальную полоску, и одел ее, не застегивая пуговиц и не заправляя под брюки. За данным действом наблюдавшая Диметра, прислоненная к стене, медленно подошла к нему, пропустив руки сзади на уровне низа спины, его руки были пропущены чуть выше, он проскользил до ее лица, одновременно страстно и одновременно грубо обхватил руками ее голову на уровне висков, их губы оказались рядом, раскрылись, и это был экспрессивно страстный сладкий поцелуй. Он целовал резко, сильно, прижал Диметру к стене, после чего раздался скрип и стена рухнула в темное загадочное небытие с треском и грохотом ломающегося дерева, крепящих его металлических конструкций.
Олег встал первым, протянул ей руку, после чего встала и она.
– Извини… – виновато посмотрел на Диметру он.
– Да ничего страшного… – держалась за спину она.
– Больно?
– Угу. Здорово конечно мы грохнулись.
– Пусть научатся делать хорошие примерочные.
За сломанной стеной находился бетонный порог, находящийся от пола на пятьдесят сантиметров выше. Олег спрыгнул вниз с довольным криком:
Ааа! Свобода!!!
Вслед за ним аккуратно сошла она. Он огляделся вокруг. Это была огромная комната, слабо освещенная висящими на проводах в патронах без абажуров лампочками, источающими тускло–желтый свет, падающий на бетонный пол, волнистые серые бетонные стены, по которым стекала вода, оставляя шлейфы.
– Свобода, милый? Какое значение, смысл ты вкладываешь в это слово? И если раздробить ее на бытие и разум, то буде ли она, по–твоему, оставаться свободой?
Посреди комнаты стоял металлический стол, два металлических стула, а на столе мигал красными и желтыми лампочками электрический пульт со множеством тумблеров, переключателей, бегунков, кнопок, выстроившихся в стройные ряды по тридцать в каждом, выше их дублировали лампочки, горящие редко и в основном белым и желтым цветом, каждая из них имела продолжение в проводах, черными штекерами начинающими черные лежащие на полу провода, уходящие в стены.
– Свобода всегда имеет отправную точку, Дим, я бы даже сказал – точку сборки. К примеру, свобода от страхов, свобода от любви, свобода от зависимости, свобода от вредных привычек, и так далее. Видишь, «от», предлог от предложенного только что мною термина «отправная точка», свободы. – ответил он, продолжая рассматривать комнату. – А как же тогда свобода духа? А свобода тела? – возразила она. – Ну а с чего ты взяла, что единственные поддающиеся дроблению фрагменты свободы – это бытие и разум? – он опустил глаза задумавшись. – Ты не правильно рассуждаешь. Существует свобода не тела, свобода именно ОТ тела к духу и ОТ духа к телу. – Потому, что бытие – это физическая составляющая свободы, дух, ммм, духовная. Третьего–то не дано.
Справа от пульта, практически у стены находилась имеющая функцию крутиться стойка с крюками, на которых висели белые медицинские халаты, в левых карманах каждого по зеленой маске и если на нее не падал свет, то халаты слились бы воедино и можно, то ли обрадовавшись, то ли испугавшись принять вешалку за человека, столь антропоморфны были ее очертания; созданная тень падала на стоящее поодаль стоматологическое кресло, прямо на против него висел стоматологический инструментарий, выше него лампа, левее на стене висело несколько реле, датчиков, схожая со скотчем блестящая пленка.
– Исходя из твоих рассуждений, свобода эквивалентна отправной точке, резистентна к колебаниям сборки, трансцендентна по отношению к упомянутым тобою бытию и разуму, поскольку разум прежде работает над точкой «от», а не берется за ту же свободу духа или разума, – настаивал на свеем Олег, подойдя к вешалке, сняв с нее халат и одев на себя.
– Господи! – широко раскрыв глаза воскликнула Диметра. – Как же ты на Окса похож! Тебе бы черную майку, золотой православный крест со сложенной вдвое цепочкой на правую руку – и вылитый Окс.
Олег застегнул халат и рассмеялся:
– Я вспомнил Оксанино выступление: «Я достаю из широких штанин
и сую *** в консервную банку.
Я гражданин, /