Пошлите меня в разведку (сборник)

— Не может быть!.. — воскликнул я. — Придёт специальное указание…

Лазарев молчал. И такая растерянность, такая тоска была в его глазах, что мне стало стыдно. Ведь это я вовлёк его в это дело.

— Вот посмотришь, — упрямо повторил я, — на днях придёт! Посмотришь!..

— Ну, ладно, — отозвался он. — Поживём — увидим. Возможно, ты прав…

Он взял из-под конверта учебник немецкого языка, рассеянно полистал, решительно захлопнул и поставил в самый дальний конец книжной полки. Там стояли книги уже прочитанные или ненужные.

— Главное — не изменять себе, Витя. Главное — делать своё дело. И делать как следует, чтобы сам не имел права себя упрекнуть.

Вечером он принёс из штаба новые книги. «Вооружение японской армии» — называлась первая, «Организация японской пехотной дивизии» — стояло на обложке второй.

— Ну, начнём всё сначала, — сказал Лазарев, усаживаясь за стол и открывая книгу.

Я сел напротив него, позанимался по учебнику «Тактика артиллерии» и взял книгу об японской пехотной дивизии. Она захватила меня сразу. По-военному чётко излагалось в ней множество сведений о нашем вероятном противнике, о его штабах, полках, батальонах, даже обозах, о вооружении, обмундировании, нормах снабжения. И хотя написано всё это было суховато, со многими военными терминами, я зримо представлял себе японские батальоны на марше, видел, как идут они к нашей границе под белым знаменем, в которое влеплен красный круг восходящего солнца.

А в самом конце книги было пять-шесть таблиц. В одной, разграфлённой на клетки, указывались номера японских дивизий и места их расположения. В нескольких клетках были только номера и стоял вопросительный знак — дислокация не уточнена. Именно этот знак заставил меня ощутить свою причастность к особой тайне. Наверно, таких вопросов в этой таблице было бы куда больше. Но кто-то ведь вызнал, утончил и сумел же передать нашему командованию все эти сведения. И этот кто-то, которого я никогда не встречу и ничего не узнаю о нём, сейчас продолжает свою опаснейшую работу в каком-то маньчжурском городе, где стоят части Квантунской армии. Кто он? Наш человек, заброшенный туда? Или китаец, ненавидящий захватчиков? А может быть, японец — не всё же они оголтелые империалисты, есть, наверное, и такие, которые правильно всё понимают, И симпатизируют нашему строю, помогают в нашей войне. Нет, вряд ли японец. Скорее всего наш, русский.

Я незаметно стал наблюдать за Лазаревым. Сидит, читает, поглощён своим чтением, всё ещё надеется, упрямый, что пошлют его на эту сверхопасную работу.

Тихо, чтобы не отвлекать его, я встал из-за стола, проверил чемоданчик и полевую сумку, наполнил фляжку водой, разделся и лёг на свою жёсткую койку, накрывшись ветхим одеялом и шинелью, сняв хлястик с одной пуговицы — шинель тогда становилась значительно шире, как второе одеяло. А Лазарев сидел ещё долго, весь отдавшись делу, которым он занимался, и лицо у него было, как всегда, отрешённое.

На другой день он ещё больше удивил меня — принёс русско-японский военный разговорник и самоучитель японского языка. Ничего не поясняя, только усмехнувшись моему недоуменному взгляду, он сел к столу, полистал свои новые книги и неуверенно произнёс:

— Намаэ на нанто ни маска?

— Что, что? — не понял я. — Что ты сказал?

— Намаэ на нанто иимаска? — повторил он. — Это значит — как ваше имя? Запишем. Что дальше? Кто командир вашей части? Ага, значит, так, — бутайтё на нанто ни маска? Запишем. И запомним. Это не так уж трудно. А вот интересный и очень нужный вопрос: «Как пройти к этому городу?» Коно матиэномити га вакари — маска? А это немедленно надо запомнить. Слушай, красиво звучит: «Томарэ, буки о сутэро!» Знаешь, что это? «Стой, бросай оружие!» Понял? Томарэ, буки о сутэро! — воскликнул он без запинки и засмеялся.

Мне тоже почему-то понравилась эта фраза, я повторил её и сказал:

— На испанский похоже, — хотя по-испански не знал ни слова.

А ещё через несколько дней Лазарев предложил:

— Одному язык осваивать трудно. Надо с кем-то разговаривать. Кроме тебя — не с кем. Подключайся! Пригодится…

Я и сам уже иногда без Лазарева брал разговорник и пытался произносить отдельные фразы. Поэтому согласился: может, действительно пригодится.

О нашем письме Верховному, о том, что так и не пришло никакого дополнительного указания, мы, по молчаливому уговору, вспоминать перестали.

11