Посещение

Гость стоял в стороне. На лице была досада, или печаль, или досада печальная. А когда священник умолк и склонился в поклоне, голос Алексея зазвучал резче и будто даже с издевкой.

— Я ведь еще не всё рассказал вам, отец!

Тот поднялся, снова сел на кушетку, закрыл лицо руками.

— Рассказывайте! Всё рассказывайте! Ничего не оставляйте на душе!

Алексей подошел к иконостасу.

— Символы! Символы вашего Бога! А признает ли Сам Бог эти символы за Свои? Богохульство? Да? — Сел рядом. — Тогда, в своей комнате, обнаружив себя уродом, я под конец сорвал икону со стены и летал с ней и глумился над Богом умышленно! Я ведь рисковал, правда? Но ничего со мной не случилось, икона же треснула, когда я выронил ее из рук под потолком. А жаль! Вот если бы в этот момент я брякнулся на пол да переломал себе руки или ноги…

— Тогда бы уверовали?

— …Еще бы! — рассмеялся Алексей.

— Нет, и тогда бы не уверовали… Впрочем, нет, нет, не знаю.

Чего-то смутился отец Вениамин, потому что пожалел о своих словах.

Алексей не обратил внимания.

— Так началась моя новая жизнь! Жизнь в чуде! Чего там! Я о Боге и думать забыл в первые дни! Ведь летать! Господи! Можете ли вы себе представить, какое это удовольствие, нет, наслаждение — летать! Ночью над степью или озером! Вскинешь руки и паришь, и падаешь, и взмываешь! И ничего больше не нужно в жизни! Так легко!..

При этих словах он поднялся, возложил руки на голову и с пьяной улыбкой поплыл по комнате как-то в полувертикальном положении. Но, видимо, спохватился, быстро, словно спрыгнул, опустился на пол и тревожно взглянул на священника. Тот был бледен и торжествен, стоял в полный рост.

— Чудо! Чудо! — шептал он. И столько счастья было в его голосе, что откровенная зависть отразилась на лице юноши. — Теперь можно и умереть!

Отец Вениамин вдруг нахмурился, лицо стало озабоченным.

— За что же дал мне Господь лицезреть чудо? — спросил он, тревожно взглянув на Алексея. — За что? Разве я не отягощен грехами более других? Неужели…

Он тут побледнел, как перед обмороком, и даже закачался. Гость поторопился подхватить его под руки, но был мягко отстранен и отошел в угол удивленный. Священник опустился на кушетку, отсутствующим взглядом смотрел куда-то мимо Алексея.

— Вы хотели еще что-то рассказать…

— Вам плохо? Может, воды?..

— Нет, — безучастным голосом ответил он. — Говорите же! Я знаю, вы не сказали еще чего-то очень важного…

Алексей пожал плечами.

— Главное сказал. Странно… Сначала вы были счастливы, когда узнали… А сейчас похожи на самого несчастного человека в мире… Я подозревал, а теперь уверен, что мое чудо в итоге всем приносит несчастье…

— Всем? — встрепенулся отец Вениамин. — Разве еще кто-нибудь…?

— Вот об этом я и не успел вам рассказать! — усмехнулся Алексей. — Но сначала о себе… Что мне лично делать с этим чудом? Для меня утерян смысл жизни! Я уже не могу жить среди людей, потому что не могу контролировать себя! — Улыбнулся. — Ах, если бы вы знали, отец, сколько соблазнов я преодолел! Больше, чем Иисус, поверьте! Сколько раз мне хотелось взлететь где-нибудь посредине улицы и полюбоваться сверху на физиономии моих современников, пожизненно опьяненных всеобщим детерминизмом природы! А сегодня, в вашей церкви, думаете, мне не хотелось устроить потеху!

— Но вы не сделали этого! — тихо сказал священник.

— Не сделал. Но вовсе не по причине порядочности! Мне объявиться, значит превратиться в подопытного кролика науки или в обожествленного кролика Церкви! Я самолюбив! И не могу позволить, чтобы меня изучали!

— И до сих пор никто…

— Увы! — перебил его гость. — Но к рассказу об этом вам, отец, следует подготовиться.

Хотел, кажется, с иронией… Но ирония не прозвучала, и потому священник ответил серьезно:

— Я готов.

— Невозможно мне жить среди людей! Скучно! Я не чувствую себя суперменом! Я просто хочу летать! Я превратился в ночную птицу, отец! Днем летать нельзя… Я уехал в деревню, бросил учебу и всё прочее, как ненужную бумажку выбрасывают… Пьянством никогда не страдал… о наркотиках понятия не имею… но, кажется, со мной происходит то же самое! Днем сплю, а во сне летаю… Просыпаюсь всегда в страхе: неужели только сон?! Если один, тут же буквально бросаюсь в воздух, и когда убеждаюсь, что это не сон, что я действительно летаю, то плачу от счастья! Если я нахожусь где-то, где нельзя взлететь, вдруг появляется мысль, что чудо кончилось, и я спешу куда-нибудь, чтобы убедиться… Самое страшное, отец, это что с каждым днем сокращается время, когда я могу не летать… Люди раздражают своим присутствием… Хамом становлюсь… равнодушным… Только летать!

Но я хотел рассказать… Да… Однажды я убежал в лес в полдень, когда сомнения напали… Убежал в лес и, забыв обо всём, начал гоняться за птицами! Такой переполох наделал… Птицы, отец, они тоже детерминисты! Они терпеть не могут, когда нарушаются законы природы…