Старцы собирались возле источника на краю площади, лежали на траве и дремали, привычно думая о самом дорогом для всех кентавров — о серемет лагай. Торговец иногда сиживал среди них и, тоскливо ковыряя пальцем в носу, слушал стариковские разговоры — все о том же, о легкой Быстрой смерти, даруемой некоторым счастливым кентаврам благосклонной к ним судьбою.
Торговец хорошо обучился кеытаврскому языку, мог лопотать не хуже любого из них, но по-человечески он мог поговорить только с двумя кентаврами: военачальником Пуду и старым Пасснем, которые когда-то были захвачены в плен и долго прожили среди греков.
Вот и мог бы купец развлечься беседою с ними, коротая томительные дни. ожидания осени, но Пуду в мирное время обычно ходил в одиночестве по берегу, заложив за спину руки, и думал о воинских уставах, а Пассий засыпал на третьем же слове, склонив огромную лысую голову и пуская шипучие ветры.
И от тоски одиночества древнему г. еку часто приходилось разговаривать самому с собой.
А вокруг поселка было шумно от женского гомона, яркие попоны и подхвостники пестрели повсюду.
Сытые кентаврицы стояли или возлежали посреди своих полей, недавно еще тайных, и множество крупных черных птиц прыгало подле развороченных ямок, откуда уже были вынуты крупные глыбы лачачи.
Все кусты, растущие вокруг этих полей, шевелились словно живые: за каждым из них прятался какой-нибудь охочий кентавр, выслеживающий из своей засады хозяйку поля.
Он ждал, когда она задремлет, навалясь сытым животом на кучу собранных корнеплодов. И когда это происходило, елдораец высовывался из-за куста и, замерев неподвижно, еще какое-то время следил за хозяйкой, сомневаясь, уснула она на самом деле или только притворяется.
Не уверившись, что все надежно, он на полусогнутых, растопырив руки и приподня! плечи, султаном воздев хвост, крадущейся иноходью подступал к наваленному лачачовому холмику, на вершине которого возлежала, уткнувшись лицом в подложенные руки, похрапывающая кентаврица…
По всей кентаврийской долине в эту пору зрелого лета шла однообразная брачная игра.
Когда созревала лачача, каждая хозяйка уютно вычищала поле от сорной травы, оставляя одни лишь торчащие из земли круглые плоды.
И начиная с края, кентаврица принималась вытягивать их и сносить к середине поля, складывая в кучу.
Собрав урожай, хозяйка тут же принималась поедать его, возлежа рядом с лачачовым холмиком в позе отдыхающей лошади и сидящей женщины. Эта женщина чистила ножом мажущую соком лачачу и, нарезая ее крупными кусками, насыщала лежащую лошадь.
Тогда и начинали шевелиться кусты возле полей, и за кустом прятался кентавр, жадно принюхивавшийся к тому, как пахнет любимое лакомство, а также и сама кентаврица в эту пору.
На задремавшую хозяйку он налетал сзади и всегда удачно попадал куда надо, а она, лежащая в удобной позе, сначала даже не оглядывалась, хотя уже не спала, и ни в чем ему не противилась.
И лишь потом, глубоко удовлетворенная, бросала первый взгляд на него, желая узнать, кто таков сей внезапный ее жених. Если он продолжал ей нравиться, она бывала нежна к нему и позволяла мужику нажраться плодов до отвала, пока у него глаза на лоб не полезут.
А если жених был ей почему-либо не по нраву, она разрешала ему слегка угоститься начищенными лачачинами — и внезапно давала здоровенного пинка в зад и выпихивала вон с поля.
При любой попытке какого-нибудь наглого елдорайщика воспротивиться или к тому же ухватить и унести охапку чужого добра женокобылица быстро поворачивалась к нему задом и молотила его по бокам тяжелыми твердокаменными копытами. С тем и провожала гостя хозяйка, вскидывая при каждом взбрыке подхвостник выше головы.
И уже на краю поля, глядя вслед удирающему галопом жениху, она успокаивалась, поправляла подхвостник, отклоняясь всем своим женским корпусом назад, заодно расправляла на себе задранную попону.
Если же в кентавре жеребец оказывался слишком дик и необуздан, то кентаврица звала на помощь, и на ее вопли сбегались молодые девушки, бродившие по лугам с венками на головах.
Сии молодицы еще не сажали лачачи, игр с жеребячьими кентаврами не затевали, и взрослые кентаврицы опекали их, подкармливали лачачой, учили, как отражать внезапное нападение елдорайца с тыла, нещадно колотя его по зубам задними копытами.
И вот пять или шесть гибких красоток, прилетевших на зов матроны, гнали с поля мохнатого битюга, атакуя его задом наперед и вскидывая свои стройные бабки выше спины.
Все это видел пришлый торговец, бродя полями в поисках заработка. И если хозяйка поля бывала настроена добродушно после недавнего свидания с каким-нибудь гостем, то позволяла человеку зайти на поле и немного попеть и поплясать перед нею.
Ублаготворение вздыхая и лениво поигрывая приподнятыми на ладонях грудями, она смотрела, как иноземец танцует под свое пение и хлопанье в ладони. Потом она вознаграждала его корнеплодом и недолго разговаривала с ним по-кен-таврски, забавляясь тем, как смешно он произносит слова.
— Что будешь делать, — спрашивал торговец, — если придет начальник Пуду и сожрет всю твою лачачу?