Поселок

Они здесь уже давно, три недели, но кроме взаимной враждебности ничего не добились. Золотая гора безлична и равнодушна. Она может встретиться и на безатмосферном астероиде. Клавдия имеет дело в основном с предметами неодушевленными, поэтому она может провести здесь целый век и остаться чужой на чужой планете. Понимание входит в функции Павлыша. А его не достичь, скрываясь за надежными стенами куполов.

Споря внутренне с Клавдией, Павлыш, как и положено в таком заочном споре, почти не давал ей возможности возразить. Все воображаемые возражения Клавдии были неубедительны, тогда как аргументы Павлыша – несокрушимы.

Дикий высокий визг раздался над самым ухом. Павлыш даже вскочил и лишь через секунду понял, что визг донесся из леса – из того мира, который продолжал жить, словно Павлыша, со всей его техникой и могуществом, не существовало.

Павлыш метнулся к окну. За окном в темноте, разрезанной лучами медленно вращающихся прожекторов, кипел клубок тел. Несколько хищников – и не разберешь в такой суматохе, что за твари, – терзали толстого зеленого неповоротливого зверя, и в этой схватке была такая первобытная жестокость и такой страх смерти, что Павлыш, глядя, как клубок тел катится к лесу, выключил звук и отошел от окна. И с некоторой печалью подумал, что вернее всего он так и улетит с этой планеты, ни черта не узнав и не поняв, хотя формально увезет отсюда солидный груз биологических исследований и образцов флоры и фауны.

Читать совсем расхотелось, но он не спешил возвращаться в жилой отсек. Сейчас женщины в своих конурках укладываются спать, в душе на полчаса застряла чистюля-Клавдия, а Салли, что уж совсем не положено отважному разведчику, в пятый раз раскладывает пасьянс. Ему захотелось, чтобы Салли отложила пасьянс и пришла к нему сюда, потому что соскучилась, потому что ей надоело слушать, как Клавдия насвистывает под душем…

– Я не помешала? – спросила Салли.

– Хорошо, что ты пришла, – сказал Павлыш.

– Что за шум был? Мне показалось, что кто-то кричал.

– Я включил свой внешний динамик, а там зверье выясняет отношения.

Салли подошла к окну.

– Пусто, – сказала она. – Никто здесь не живет. Они только приходят иногда попугать нас. А мы ведь не из пугливых?

– Нас не запугаешь.

– А ты мог бы остаться здесь жить?

– С тобой – да, – сказал Павлыш.

– Я серьезно.

– Где только не живут люди! Здесь, по крайней мере, нормальный воздух и нормальный дождь.

Павлыш подошел к Салли и дотронулся пальцами до ее плеча.

– Тебе здесь не нравится, тебе здесь скучно, ты жалеешь, что попал в эту экспедицию. А я – единственное человеческое развлечение, – сказала Салли.

Павлыш убрал руку.

– Если бы мы были на Земле…

– На Земле ты бы просто меня не заметил, – сказала Салли. – Я не умею кокетничать. Ничего удивительного нет.

Она обернулась и поглядела ему в глаза.

– Может быть, я чувствую то же, что и ты. И я тоже бы не обратила на тебя внимания… Это обидно?

– Нет, – сказал Павлыш.

Салли прижалась к Павлышу, взяла ладонями его голову, сжав виски, и поцеловала его в щеку у уголка губ.

– Спасибо, – сказал Павлыш.

– Глупый ответ, но не худший, – улыбнулась Салли.

Она отступила на шаг, освобождаясь от его рук, и Павлыш увидел, что они не одни – за спиной Салли в окно глядела глупая белая морда.

– Уйди, – сказал морде Павлыш.

Салли обернулась и засмеялась.

– Клавдия бы спросила, – сказала она, – почему ты не включил камеру.

– Я не давала тебе оснований смеяться за моей спиной! – резко сказала Клавдия.

Она стояла в переходнике у входа в лабораторию. Она была в халате, мокрые волосы забраны полотенцем.

Павлыш почувствовал, что краснеет, как мальчишка, которого застали, когда он тащил конфеты из заветного бабушкиного шкафа.

И неизвестно было, давно ли Клавдия стоит здесь.

– Я никогда не смеюсь за твоей спиной, – сказала Салли. – Ты же знаешь.

– Завтра рано вставать, – сказала Клавдия.

«Детей отправляют по кроваткам» – Павлыш не сказал этого вслух. Он теперь старался реже говорить вслух то, что могло задеть Клавдию.

– Завтра рано вставать, – согласился он.

Глава пятая

Поселок уменьшался на глазах, дома стали игрушечными, такие лепил для малышей Вайткус. Еще он лепил для них коров, коз, собак и всякую земную живность.

Потом поселок заволокло туманом, и человечки, стоявшие на выгоне, и коза, так и не понявшая, куда исчезла ее любимая Марьяшка, и холмик кладбища – все это исчезло; внизу пошел лес, одинаковый и бесконечный.

Воздушный шар летел ровно, как будто его тянули на веревке, но движение угадывалось только по тому, как уплывали назад деревья. В корзине стояла тишина и воздух был неподвижен.

Все трое и раньше поднимались на воздушном шаре и знали, как с ним обращаться, но это был первый настоящий полет шара – не подъем к облакам, а путешествие.