Поселок

Биологически активная планета не может не таить в себе диадемы. Но это не означает, что диадема достанется именно Павлышу. Клочок планеты, который постепенно открывался ему, был ничтожно мал по сравнению со всем этим миром, и потребуется ещё немало экспедиций и немало Павлышей, чтобы можно было сказать, что эта планета более или менее исследована и понята.

Павлыш признавал, что ни знаний, ни понимания планеты у него нет. Но интуиция всё время предостерегала его против этого мира, а Павлыш привык доверять интуиции.

Он готовил вездеход к поездке, когда в служебный купол пришла Салли. Она хотела поехать вместе с Павлышом, но Клавдия её не отпускала, потому что ей самой понадобилась помощница. Она обещала взять Салли с собой на следующий день к любопытным обнажениям на том берегу озера, открытым геоскаутами.

— Если вам попадутся цветы, — попросила Салли, — настоящие цветы — привезите мне ма-а-аленький букетик.

— А Клавдии?

— Страшнее кошки зверя нет.

— Я постепенно начинаю склоняться к мысли, что она права. — Вы? Неукротимый бунтарь?

— Это всё игра, Салли. А вот у меня вчера разболелся живот…

— Всё ясно, можете не продолжать, — сказала Салли. — Три дня назад меня лихорадило, я немного простыла. И я начала подозревать эту коварную планету в том, что она умудрилась пронизать своими бациллами наши непроницаемые стены.

— К сожалению, старинные мечты о том, что где-то встретим невероятные формы жизни, пока не сбылись. Законы природы единообразны. Тот же набор хромосом, и за внешней экзотичностью те же принципы жизни. И почти везде обнаруживаются микроорганизмы, способные отлично существовать на человеческом материале.

— Салли, ты свободна? — раздался голос Клавдии.

Оба услышали.

— Иду, — ответила Салли.

«Можно подумать, — чуть было не произнёс вслух Павлыш, — что Клавдия ревнует».

Павлыш вывел вездеход из купола и взял курс по берегу озера, чтобы не углубляться в лес. Он ехал не спеша, поглядывал по сторонам, мирно жужжали камеры, щёлкали анализаторы — вездеход честно трудился, не обращая внимания на пассажира. Павлышу хотелось бы найти настоящие цветы, хотя он понимал, что вряд ли они здесь попадутся — высших растений на планете ещё было мало, да и насекомых, которые могли бы опылять их, Павлышу тоже не встретилось.

День был тёплый, парило, снег остался только в гуще леса. Земля пропиталась водой, и лес вокруг за последние дни заметно ожил — началось длинное, сумрачное лето. Больше снега здесь Павлышу не увидеть — они улетят раньше, чем лето дойдёт до середины. Хотя, впрочем, он обязательно слетает в горы, там есть ледники и вечные снега. Жаль, что они выбрали место для работы в этом мрачном краю: южнее, у океана, где пустыня, климат куда суше…

Странное зрелище привлекло внимание Павлыша. Он даже остановил машину, чтобы поглядеть на огромных насекомых, как ни странно, схожих чем-то с лошадьми, стая которых, видно, шла на водопой и неожиданно натолкнулась на вездеход. Насекомые замерли на мгновение, и тут же на спинах у них, сверкая и переливаясь всеми цветами радуги, начали расти прозрачные пузыри. Стая бросилась бежать вдоль берега, а пузыри стали размером больше самих чудовищ, достигая метров трёх в диаметре. Каждый шаг беглеца превращался в затяжной прыжок в несколько метров длиной — насекомые как бы парили над землёй. В этом противоестественном беге была экзотическая грация. Затем вся стая повернула к озеру и бросилась в воду.

Лишь пузыри да узкие чёрные головы с белыми, в плошку, глазищами высовывались из воды.

Далеко стая не уплыла. Внезапно вода перед передним насекомым взбурлила, и змеиная голова с разинутой, полной зубов пастью метнулась к сверкающему пузырю, пузырь лопнул, и чёрная морда ушла под воду, и там же скрылась змеиная голова. Остальные пловцы резко повернули к берегу.

Павлыш проверил, работали ли камеры, — эту сцену стоит прокрутить вечером дома. Клавдия скажет что-нибудь банальное, типа «жестокая борьба за существование». Салли будет поражаться, может, даже сочувствовать этим пузырям, а может, увидит в этом что-нибудь забавное — хотя нет, что забавного в этом лишённом чувства юмора мире?

Павлыш пустил машину дальше по берегу, рассуждая о том, что критерием цивилизованности мира должно служить именно чувство юмора. Порой может засмеяться и обезьяна, но нужна достаточно развитая речь, чтобы рассказать и увидеть хохочущие лица собеседников. Здесь же ничего смешного просто не бывает. Если ты зазеваешься, решишь посмеяться, тебя скушают.

Вскоре пришлось вновь затормозить — к берегу подступали холмы, поросшие кустарником, редким, белёсым и каким-то хилым. Но среди кустов виднелись круги разрыхлённой земли. Круги были совершенно правильными, проведёнными будто циркулем.