Поселок

За перегородкой у Старого что-то упало. Давно уже можно было разъехаться, новую хижину построить или Старому переехать в пустую, напротив Вайткусов. Но они привыкли жить вместе: Старый, Ирина и Олег; они не были одной семьёй, но ели часто вместе, к тому же Старый с Ириной, когда были одни, подолгу разговаривали. Старый стал очень разговорчив, он почти всё время говорил, ему трудно было молчать. Может, и школа была на нём, потому что он так любил говорить. А мать жаловалась и сердилась на жизнь. У неё остался только страх за Олежку, как бы он не упал, не заболел, только бы его не потерять. Олегу уже скоро двадцать, взрослый человек, он целыми днями сидит с Сергеевым в мастерской, они делают нужные для посёлка вещи и ещё всё время учатся с помощью справочников, которые Олег притащил с «Полюса». У них одна идея — наладить связь. Тогда можно будет с «Полюса» сообщить на Землю, где обосновались люди, которые уцелели. Сколько лет посёлок живёт надеждой возвратиться на Землю, но раньше надежда была робкая и абстрактная, а теперь она стала реальной. Мать Олега повторяла, что если связь не смогли наладить специалисты, инженеры, которые остались живы после крушения корабля, то что могут сделать мальчишка и старый инвалид? На самом деле она боялась, что Олегу придётся снова идти к перевалу, где лежит разбитый «Полюс». Один раз Олежке повезло, а во второй раз ему не вернуться.

Но разве лучше всю жизнь прожить в этом вонючем посёлке, среди каракатиц и мух, когда рядом нависает страшный лес, полный чудовищ и убийц? Нет, она не знала, что хуже, всё было хуже.

Олег принёс настой, он всё-таки хороший мальчик, добрый, самый лучший в посёлке. Он сильно повзрослел за эту зиму, как бы отец порадовался, что она вырастила такого сына.

Олег растёр матери спину. Прикосновение жгучей жидкости было приятно, потому что оно означало жизнь. Тело её ещё живёт и чувствует, и у сына жёсткие тёплые ладони, и он умеет растирать спину, он столько раз это делал за последние годы, это великое счастье, что есть на свете руки, которые могут делать тебе добро. Ирина тихо заплакала от неожиданной радости, а из-за перегородки донёсся голос Старого:

— Тебе помочь, Олег?

— Нет, спасибо, — ответил Олег. — Но вы приходите, я уже суп разогрел, мы с вами пообедаем.

— Спасибо, я сыт, — ответил Старый, и Ирина сквозь слёзы улыбнулась, потому что услышала — у неё был чуткий слух, — как Старый стал собираться в гости, мыл свою миску, потом начал переодеваться; он ценил понятие «ходить в гости», даже если это была соседняя комната за перегородкой.

Они сели за стол втроём, Ирине стало лучше, потому что у неё исправилось настроение. Она верила в жгучий отвар, и поэтому он ей помогал. Старый принёс к похлёбке сушёных орехов, сам собирал их и сам сушил на жаровне. Он надел новую куртку, у неё был один рукав. Олег иногда удивлялся, как человек может обходиться без руки; почти всё Старый делал так, словно не был инвалидом.

— Когда в следующий раз пойдёшь на корабль, — сказал он, глядя, как Олег наливает из лоханки похлёбку, — обязательно принеси много бумаги. Это была роковая ошибка, что ты взял так мало бумаги.

— Я знаю. — Этот упрёк Олег слышал много раз.

— Пока бумаги у нас не было совсем, — продолжал Старый, — мы отлично без неё перебивались. А тут устроили бумажный пир, я сам виноват, я даже детям в школе давал листки, чтобы они писали сочинения, но можно ли меня за это упрекнуть?

— Нет, нельзя, — успокоила Ирина, — я тебя понимаю.

— А Линда Хинд написала целую поэму о Томасе, — сказал Олег.

— Человечество привыкло передавать бумаге свои мысли, и поэтому микроплёнки и видеокатушки не смогли заменить бумагу. На Земле у меня есть неплохая библиотека, из настоящих книг. И она ни у кого не вызывает удивления. Так что ты обязательно принеси бумагу. Сила белого листа, на котором человек хочет выразить мысли или образы, наполняющие его, невероятна. Да и дети совсем иначе будут учиться.

— До лета ещё жить да жить, — произнесла мать. Она сидела прямо, напряжённо, неподвижно, чтобы не нарушить позу, вне которой её настигала боль. — Меня удивляет, как вы все, взрослые люди, бегаете теперь к Олежке — об этом не забудь, это принеси…

— Если бы я мог дойти до корабля, — ответил Старый, — я бы лучше Олега сообразил, что надо взять. У меня опыт.

— А у меня интуиция, — ответил Олег лениво.

От горячей похлёбки тянуло в сон. Они сегодня закончили вытачивать металлические части для мельницы, чтобы с теплом поставить её на ручье. Из-за этой мельницы Олег запустил занятия электроникой, только перед сном он успевал прочесть параграф в учебнике и утром до работы ответить его Сергееву.

— В следующий раз, — заверил Олег, — притащим с корабля целый воз добра. Я же не думал, что всё так быстро исчезнет.

— Оно не исчезло. Оно рассосалось на нужды посёлка, — поправил Старый.

— И почти половина ушла к Эгли и Сергееву, — сказала мать, и непонятно было, довольна она этим или осуждает Эгли и Сергеева.

— Ещё бы, — напомнил Олег. — У Сергеева мастерская, он всё делает. А Эгли лечит.