Поселок

Это меняет дело, повторил про себя Олег. Это меняет дело. За минуту до слов Старого путешествие к кораблю было жертвой, подчинением холодной и разумной Необходимости. Каждый шаг к кораблю уводил от Марьяны и отнимал у нее и ребят шанс спасения. Минуту назад, уже подчинившийся ненавистной Необходимости, Олег проклинал поход и тех, кто заставил его идти к «Полюсу», все были врагами, потому что готовы были примириться с гибелью Марьяны… Идея Сергеева, хоть и дававшая некую тень надежды, не обещала надежды немедленной… Какое хорошее, доброе лицо у Старого. Какой он умный и мудрый. А почему не я? И тут же возникло, как удар, как позор, понимание, что о передатчике на планетарном катере должен был вспомнить он, Олег. И не нужно было никакого полета на воздушном шаре к реке. Уже давно, десять дней назад, две недели назад надо было лететь на «Полюс» и вызвать земную экспедицию…

– Я должен был об этом подумать раньше, – сказал Сергеев. Он был мрачен, будто слова Старого его не обрадовали. И Олег понял почему: он был отцом Марьяны и думал сейчас так же, как Олег. И был зол на себя так же, как Олег. И тогда впервые Олег ощутил свое родство с Сергеевым – они оба любят Марьяну.

– Чего же мы стоим?! – Олег сначала услышал этот крик, а потом только понял, что это кричит он сам. – Надо сейчас же идти.

– Сначала соберем все по сусекам, – сказал Вайткус, – чтобы вы не померли с голоду.

* * *

– Ты уходишь с утра? – спросила Лиз, когда все расходились.

Эти дни она к Олегу не подходила, молчала, только смотрела на него издали пристально и жалко. И мать с Олегом тоже не говорили о том вечере. Олег вроде бы понимал, что виноват он сам – не надо было жалеть Лиз и тогда бы он не стал обманщиком, ведь трудно даже представить себе подлеца, который целуется с девушкой, когда другая, которую он любит, погибает в диком лесу. И потому он просто старался об этом не думать, а думал о Марьяне и походе к кораблю. И это у него, надо сказать, отлично получалось. Как будто Лиз и не было в поселке. И потому, когда она подошла, Олег сразу вспомнил и ощутил свою вину, и в нем возникло недоброжелательство к Лиз. Даже к тому запаху душистой травы, который вновь исходил от нее. И наверное, он сказал бы что-нибудь несправедливое и обидное, но в тот момент он уже был в походе, в горах, он уже включал рацию…

– Ухожу, – сказал Олег. – Не надо меня жалеть. У меня все в порядке.

– Да, конечно, я очень рада. Но мне за тебя страшно. Ведь мне ничего от тебя не надо, понимаешь, только чтобы ты на меня не сердился и помнил меня.

– Хорошо, – сказал Олег, кидая взгляд вокруг, не слышит ли кто-нибудь разговора, – я буду помнить. Ты не волнуйся.

– Пойдем вечером погуляем, – сказала Лиз очень тихо, одними губами.

– Погуляем?

– За изгородь, недалеко.

– Да ты что? – искренне удивился Олег. – Я всю ночь буду собираться, мы с рассветом выходим.

– На немного, – просила Лиз. – И ты вернешься.

– Посмотрим, – сказал Олег.

Ему опять было жалко эту девушку, и в его руках и губах жила стыдная, но неизгладимая память о ее коже и ее губах, он понимал, что нельзя никуда с ней ходить, и не хочется, ведь в самом деле не хочется…

И он убежал в мастерскую, чтобы помочь Сергееву сделать кошки – железные крючья, с которыми легче лазить по ледяным склонам. А потом он забыл о Лиз.

А она долго стояла у изгороди, подальше от ворот, в тени, ждала, хоть и сама не верила, что он придет. Потом замерзла и побрела спать, а Олег вернулся к себе еще позже, когда Сергеев выгнал его, чтобы выспался перед выходом.

И только когда ложился, Олег вспомнил о Лиз и подумал с облегчением: «Ну и хорошо, что я забыл».

Глава седьмая

На этот раз торжественных проводов не было. Не то настроение, да и не тот поход.

Было совсем рано, ребятишки еще спали, у ворот собрались только старшие, и прибежала Фумико, она до последнего момента надеялась, что ее возьмут. Она подслушала, что Олег будет разговаривать по радио с теми, кто спасет Казика, и хотела слышать, как это все будет происходить. Но конечно, и речи не могло быть о том, чтобы ее взять в горы: она слабенькая, будет обузой.

От своей хижины спешила Лиз. Она несла мешочек. Лиз не проспала, но задержалась, отыскивая, что бы вкусное дать с собой Олежке. Она была как мышка – всегда прятала вкусные вещи, но порой забывала о них. А теперь перекопала все и нашла сладкие корешки, ком сахара, еще прошлогоднего, и жалкие остатки своей зимней попытки испечь пирог. Лиз хотела завернуть все покрасивее, но спешила и не получилось – пересыпала все в обыкновенный мешочек, с которым ходят по грибы, и побежала к изгороди.

Олег взял мешочек, ему казалось, что все смеются. Лиз стояла в двух шагах и смотрела на него так, словно хотела втащить к себе в глаза.

Мать подвинулась, чтобы встать между Лиз и Олегом, и стала поправлять ему воротник куртки. Олег не сопротивлялся.

– Ладно, – сказал Старый, – времени тратить не будем.

– Сегодня все на прополку пойдут, – сказал Вайткус.