Поселок

Павлыш понял, что у Гражины глаза пантеры. Это не значит, что Павлыш видел много пантер на своем веку и заглядывал к ним в глаза. Но такие вот светлые холодные зеленые глаза должны быть у пантеры. Наверное, смотреть в них боязно. Но парадокс влюбленности как раз в том, что явления, в обычной жизни вызывающие протест, в объекте любви пленяют. Любовь кончается тогда, когда человек начинает тебя раздражать. Мелочами, деталями, голосом, жестами. А Павлыш подумал: какие красивые глаза у пантер.

— К счастью, не имеет, — согласилась Гражина. — Но к нам имеет отношение принцип демократии. Армине не сказала против.

— Но она подумала?

— Она влюблена. И тот мальчик ждет ее. — Гражина отмахнулась от той, чужой влюбленности. Даже в слове «мальчик» звучало презрение.

— Я думал, что Армине — твоя подруга.

— Она моя подруга. И для нее я сделаю все, что в силах человека. Но я всегда говорю правду. И если бы даже три, четыре человека высказались за то, чтобы вернуться, я бы кричала, дралась, доказывала, что мы должны лететь дальше. Потому что тех, кто думает правильно, — большинство.

— Не знаю, — вздохнул Павлыш.

— Ты никогда не станешь великим человеком. Ты не умеешь принимать решений.

— Я не хочу стать великим человеком.

— Жалко. Ты и сейчас втайне надеешься, что связь восстановится и ты вернешься в срок. Ты перепуган, но тебе стыдно в этом признаться. Я тебе нравлюсь, и ты даже придумал романтическую историю о том, как мы с тобой поженимся и будем вечерами смотреть на звезды во Внешнем саду. А на самом деле ты очень хочешь домой.

— Хорошо, что ты не капитан. Ты бы всегда принимала решения за других.

— Именно для этого и назначают капитанов. Я могу понять положение на «Антее». Здесь сразу два капитана, здесь необычная ситуация, не предусмотренная ни в одном справочнике. Ни одно из решений не грозит немедленной опасностью кораблю и экипажу. И капитаны, обыкновенные люди, растерялись.

— Я этого не почувствовал.

— Я знаю одного мужчину. Он уже третий год не может принять решения — он измучил и меня и другую женщину, а больше всех себя. Это трусость и глупость. Прими он решение сразу — три недели бы кое-кто помучился, а потом бы все вздохнули с облегчением. Люди, не способные принять решение, — преступники. Ты не согласен?

Павлыш понял, что его ответа не требуется. И потому сказал:

— Ты была отличницей?

— Это не так сложно, Слава. Нужно только вовремя делать уроки. Не откладывать их на завтра.

— А дневник ведешь каждый день?

— Разумеется. К счастью, в твоем голосе звучит разочарование. Ты создал себе образ красавицы — за неимением других. Выстроил меня в воображении такой, какой тебе хотелось представить свою возлюбленную. А я отказываюсь играть по твоим правилам. И ты разочарован. Вторая неожиданность за двое суток…

— Хватит, я тебе не верю. Когда человек уверен, ему не надо кричать и злиться.

— Уходи, — сказала Гражина. — Уходи, чтобы я тебя больше не видела! Ты жалок!

Павлыш пожал плечами. Он не обиделся. Он понимал, что Гражина разговаривала сейчас не с ним, а с тем, кто остался на Земле.

Какой удивительный человечек — Гражина… Павлыш перекатывал во рту это слово, как горошинку, — Гражина, Гражинка…

Он тихо закрыл за собой дверь.

«Проблемы, — подумал он, — проблемы… У всех проблемы, а корабль летит к звезде. И совершенно непонятно, что и когда важнее…»

Все же важнее, чтобы летел корабль.

21

Ночь на корабле, который всегда летит в вечной ночи.

Ты — часть громадного мира, каким бы ничтожным он ни казался в пространстве.

Чуть светят огни в коридорах, чуть ниже температура воздуха, чуть поскрипывает под ногами упругий пластик пола — днем он молчит. Люди, встретившиеся ночью в коридоре, говорят вполголоса, хотя услышать голоса из каюты нельзя.

Павлышу, как и в прошлую ночь, не хотелось спать.

Честь космонавту, который всегда спит вовремя, — это первое правило. Павлыш его нарушил уже дважды.

Он остановился у двери Армине.

Он не хотел входить. Он представил себе, как Армине заснула, наплакавшись. Если Гражина права, то ведь страшно представить себе возвращение к любимому через четверть века. Даже если он будет верен и будет ждать — это уже не тот человек. Может, лучше, чтобы он не ждал?

Из каюты пробивался свет.

Павлыш понял, что дверь закрыта неплотно.

— Армине, — тихо позвал он, приложив губы к щели.

Если она не спит, он войдет. Потому что сейчас она куда ближе и понятнее ему, чем стальная Гражина. Хоть Павлыш и не до конца верил в непоколебимость и самоуверенность Гражины. У каждого своя маска. Армине — человек без маски.

Нечаянно, а может, и нет, он толкнул дверь, и она открылась.

Каюта была пуста. Кровать смята. Он не стал заходить, это было как подглядывать.

Он вдруг подумал, что Армине сейчас — у Внешнего сада, у бассейна. Там видишь лес и воду.

Там одиночество не столь безлико. И нельзя его нарушать.

А может, надо нарушить?

Павлыш прикрыл дверь и пошел по коридору дальше.

Он очень удивился, увидев, что из навигационной появился капитан-2, высокий, смуглый человек, будто только что спустившийся с высокой горы и обожженный тем, высокогорным солнцем.