Постепенно Иван Иванович побывал дома у всех своих учеников. Пришел он и к Чулковым. Отец, человек хлебосольный, усадил его за стол, напоил чаем. За разговором выяснилось, что оба — участники гражданской войны. Отец воевал у Пархоменко командиром эскадрона, Иван Иванович, пулеметчик на германском фронте, впоследствии стал большевиком, комиссаром полка.
Учитель стал часто бывать у Чулковых, подружился с отцом Дениса, Николаем Семеновичем. И не только потому, что оба оказались красногвардейцами, дрались с беляками в гражданскую войну. Отец Дениса как-то сказал, что обидно ему за сына и других детишек, которым учиться приходится в полутемной избе.
— Выходит, мы им и школы-то настоящей не завоевали? Так, Иван Иванович?
Расцвел учитель от этих слов. Зеленков, как выяснилось, «устал воевать» за новое здание школы. Поддержка отца Дениса и других многодетных фронтовиков — а их набралось пять человек — оказалась своевременной. В областных инстанциях состоялся «крупный разговор». Просьбу о строительстве нового школьного здания удовлетворили.
Через несколько дней отец взял с собой Дениса в Шиповский лес. Отправились целым обозом. Все бревна для будущей школы должны были вывезти на одиннадцати подводах. И подводы не простые, их можно раздвигать и удлинять метров на десять с помощью длинной осевой слеги — гривки. Да и лошадей выбрали самых выносливых, по две на каждую подводу. Только все равно Денису не верилось, что на одиннадцати подводах можно увезти целую школу.
Так как путь был не близкий — Шиповский лес находился от села Валки за много километров — обоз тронулся в путь на зорьке летнего июльского дня. Денька шагал сперва поодаль по росистой мягкой траве. Босые его ноги купались в жгучей прохладе. Денька ежился. Озябнув, взобрался на телегу. Под ним мягко зашуршала недавно скошенная, но уже привядшая трава, и нежно-нежно запахла мятой и остро, пряно — полынью. Привалившись к чьей-то спине, он согрелся и заснул.
Разбудили его назойливые мухи. Солнце уже стояло высоко в небе, было жарко.
Во все стороны, на сколько хватало глаз, раскинулась холмистая равнина. Холмы были пологими, длинными. За лоскутными полями (не везде еще обобществили землю) угадывалась степь — там бродили пестрые стада. По обе стороны дороги позванивала колосьями вызревающая рожь. До нее, если захочешь, рукой дотянешься.
Зной. Мухи. Глухой топот лошадиных копыт. Позвякивали ведра о гривку телеги.
Отец, учитель и он, Денька, ехали на передней подводе. Пока Денис дремал, взрослые изредка перебрасывались ленивыми фразами. Вначале Денька не обращал на их разговор внимания, а потом стал с интересом прислушиваться к неторопливой, но далеко, как позже он понял, не пустячной их беседе. Разговор шел о гражданской войне. Тема эта, чувствовалось, очень волновала обоих. Увлекательные до жути были истории из военной жизни. Но с появлением учителя Денис уразумел, что во времена революции и гражданской войны не все было гладко и просто…
Отец после глубокого вздоха в десятый раз, наверное, произнес фразу, набившую Деньке оскомину:
— Ох, крепко мы сцепились с этой подлюкой Махно.
Иван Иванович почему-то не спешил с ответом.
— Странно, — наконец отозвался он. — Воевали в одних местах, а не довелось путям нашим скреститься.
— А я, Иван Иванович, не удивляюсь. Тыщи людей поднялись. Попробуй все пути скрестить и обзнакомить.
— И то правда.
Вскоре устроили привал, чтобы и самим перекусить, и лошадям отдых дать. К разговору о гражданской войне больше не возвращались, да и Денька отвлекся — наблюдал за отчаянно смелым, любопытным сурком и забыл о разговоре.
Незаметно подкрался вечер. Они уже целый день находились в пути. Тихий скрип телеги в сумерках нагнал на Дениса дремоту, и он снова уснул.
В лес они почему-то приехали только утром. Темновато было под разлапистыми кронами дубов. Солнце не могло пробить лучами шуршащую толщу зелени. Мощь и высота деревьев подавляла.
Денис был потрясен тем, что открылось его глазам. До той поры с лесом он был знаком по рощице около деревни, где они играли в войну. Правда, был у Чулковых сад, хороший сад со множеством плодовых деревьев, но лес ни в какое сравнение не шел с их садом. Жалкой, ничтожной казалась теперь и рощица около села.
Быстро оборудовали шалаш, и закипела работа. Взялся за топор и учитель. Глядя на него можно было подумать, что он всю жизнь был лесорубом.
На Деньку никто не обращал внимания. Ему же казалось, что он всем помогал. Заблуждение это рассеял отец.
— Занялся бы ты своим делом, — сказал он. — Вон какой лес! Когда еще увидишь?..