Порыв ветра

Не таясь, я вышла на поляну и направилась к этим уродам. Почти сразу меня заметили, и на лицах мужчин пробежала целая вереница чувств. Сначала настороженность, быстрые взгляды по сторонам, руки на оружие. Затем радостные улыбки — ну ещё бы, ещё одна дура пришла помочь им развлечься. Всё было так понятно, так ясно написано на их лицах. Я даже почувствовала, кто из них первый бросится на меня. Но он не успел. Дойдя до середины поляны, я без всяких хитростей просто выплеснула свою ненависть на стоявших, и этого оказалось достаточно. Почти одинаковыми жестами мужчины схватились за головы, будто их настигла страшная головная боль, и один за другим попадали на землю. Уже мёртвыми, я это чувствовала, но ненависть была слишком сильной, и чужая боль на её фоне просто затерялась.

Тот, голый, ничуть не испугался. Отпихнул женщину, схватил короткий меч, лежавший неподалёку, и встал в боевую стойку, с интересом глядя на меня. Крепкая фигура зрелого мужчина, рельефные мышцы, и наверное по местным меркам он был даже красив. Да и на меня глядел с улыбкой успешного самца, а не опытного воина. От этой усмешки у меня аж челюсти судорогой свело, и то, что я в него швырнула, стало ещё страшней. Тело мужчины вдруг вспухло напрягшимися мышцами, но не для броска, не в ожидании атаки, а словно через него пропустили ток огромной силы. Несколько мгновений страшного напряжения и мне даже почудился треск рвущихся мышц и хруст ломающих костей. Ещё несколько мгновений, и мужчина рухнул переломанной куклой. Он был ещё жив, но я выплеснула на него все остатки своей ненависти, и он умер мгновенно.

Несколько минут я стояла с закрытыми глазами, пытаясь успокоиться. Но особо стараться и не пришлось. Такое ощущение, что вместе с ненавистью я выплеснула из себя и все остальные чувства. Осталась только апатия и равнодушие. Уже спокойно огляделась по сторонам — всё по-прежнему. Насильники мертвы. Женщина жива, но в шоковом состоянии и уже на грани безумия. Оглянулась на своих наёмников, но те благоразумно остались на краю поляну и не пытались подойти. И правильно. Сейчас я могла и их убить за те взгляды, что они бросали на «развлечение».

Надо было помочь женщине, но у меня хватило сил только разрезать верёвки на её руках и снять повязку с глаз. Но больше я не могла находиться с ней рядом — от неё буквально веяло безумием, но единственное, чем я могла ей помочь — это впитать её боль и самой стать безумной.

Устало махнув рукой, я подошла к наёмникам и указала на лежащие тела:

— Приберитесь там…

Мармук проводил взглядом Натис, которая шла пошатываясь, не разбирая дороги, и кивнул Тернаку и Ксанфу:

— Проводите и присмотрите. На глаза не суйтесь, но если хоть один волос… — наёмники понятливо кивнули — Пусть приходит в себя, сейчас к ней приближаться опасно.

Женщину укрыли плащом, отвели в сторону и старательно напоили вином. Не панацея, но смешанное с обезболивающими и успокаивающими настойками, оно давало хоть какой-то шанс, что она останется живой и в рассудке. Сейчас для неё главное уснуть и спать как можно дольше. Если удастся довезти до ближайшей деревни и найдутся родственники — это будет уже их заботой. Жалко, конечно, бабу, но он уже столько навидался на своем веку, что… Всех не пожалеешь и не защитишь. А над каждым плакать — сам долго не проживёшь — сердце не выдержит. Поэтому и приходится жить и поступать иногда грубо, иногда жестоко. Но это жизнь. У каждого своя. У него — такая.