Поручик Ржевский или Дуэль с Наполеоном

С допотопных времен все войны на земле велись во имя прекрасного пола, за право обладать чужой женщиной, образно говоря, женой соседа.

Известно, что европейских мужчин исстари тянуло к восточным красавицам; особенно после появления в Европе первых переводов «Тысячи и одной ночи». А в русских женщинах, которых в Европе представляли себе не иначе, как полуазиатками, — счастливо соединилась экзотика Востока с эклектикой Запада.

Русские женщины были с головы до пят мифологизированы европейской цивилизацией. Возбуждение европейцев с каждым годом нарастало, и к началу XIX века Россия оказалась в самом центре всемирного эротического притяжения.

Однако русские мужчины, несмотря на врожденное славянское гостеприимство, не собирались делить своих женщин с иноземцами. И, следовательно, война Европы с Россией было неизбежна.

Нет, недаром под знаменами Бонапарта собрались представители шестнадцати наций. Что двигало ими? Что за странная сила оторвала их от родного очага, бросив в дальний поход?

Мания величия Наполеона?

Дурное расположение небесных светил?

Тектонические возмущения земной коры?

Отнюдь. Причина была единственная.

Похоть!

Глава 3. Донжуанский список

В уездном городе N было расквартировано так много гусар, что казалось, барышни города рождались лишь затем, чтобы принарядиться, попудриться, надушиться и сразу же упасть в гусарские объятья.

Жизнь Павлоградского гусарского полка протекала весело и беззаботно. С утра до полудня гусары занимались военным делом — выездкой, стрельбой и рубкой, а потом с легкой душой разъезжались по городским кабакам и частным квартирам, где кутили с барышнями до поздней ночи.

Утро начиналось, как обычно. С головной боли.

Когда поручик Ржевский вошел в дом купчихи Щукиной, где квартировался майор Гусев, тот полулежал на диване, прислонившись спиной к подушке. Голова его была повязана мокрым полотенцем.

Можно было подумать, что бравого майора на вчерашних учениях зацепила пуля — дура, но Ржевский, поведя носом, сразу учуял амбре дешевого портвейна.

— Здравия желаем, господин майор! Поручик Ржевский по вашему приказанию прибыл.

Гусев вскинул на него глаза. Они у него были краснее волчьей ягоды.

— Тише вы, поручик, — зашипел он. — Чего разорались.

— А что, помер кто? — ухмыльнулся Ржевский.

— О-ох, ядрён мушкетон, помер… Померли во мне вчера три бутылки паршивого портвейна. И вознеслись под черепушку. — Майор Гусев потер виски. — Догадываетесь, о чем пойдет речь?

— Так точно, господин майор! О портвейне.

— Не угадали. Речь пойдет о бабах.

— Завсегда готов-с!

— Да тише вы, Ржевский, и так в голове трещит. — Майор затянул потуже полотенце. — Скажите откровенно, как офицер офицеру, мы с вами донжуанские списки составляли?

— Составляли.

— Городских вертихвосток на всех поделили?

— Поделили.

— По — братски?

— По — братски.

— Какого ж рожна вы чужим женщинам впендюриваете!

— Но, господин майор, — развел руками поручик, — какие же они чужие? Они все наши, российские.

— Вы, Ржевский, дурака — то тут мне отставить валять! — рявкнул Гусев. — Баронесса — губастая, с рюшками, одна на всю округу, — за кем была записана? А? Не слышу. — Гусев вскочил и, заложив руки за спину, стал ходить вокруг вытянувшегося во фрунт поручика. — За кем, я спрашиваю, баронесса фон Кляйн была замусолена? Кому она чья? А?

— Да бог ее знает, господин майор.

— А я вам отвечу, Ржевский, тут никакой военной тайны нет. — Гусев взял драматическую паузу. — За мной она числилась! Ясно?

— Так точно-с.

— Ну и зачем на чужую кобылу полезли? Своих мало?

— Так ведь любовь-с…

— Что-с?? — Майор Гусев скорчил гримасу, как будто ему вместо водки налили лимонаду. — Какая любовь, поручик? Вы ведь на службе.

— Сердцу не прикажешь, Панкрат Михалыч, — вздохнул Ржевский. — Любовь не картошка…

— Сплюньте в окошко! Вы мне тут шутки ваши дурацкие не острите! Кого гусар должен любить, так это — государя, Отечество и своего коня. Остальное — дурь и блажь.

— А женщины на что?

— Для отдыха, поручик. Для спокойного сна. Постель согревать, чтобы ноги не зябли.

— Так я с ними и сплю, — заулыбался Ржевский.

— И ради бога! Разве я против? Но, ядрён мушкетон, извольте соблюдать субординацию.

— А это как?

— Субординация — это когда младшие по званию не задирают юбки, с кем спят старшие. Если на бумаге написано… — Гусев ткнул пальцем в один из листков на столе, — вот, читаю: майор Гусев, тире, Варвара Прокловна, блядь…

— Неужто правда?!

— Это я не про нее, — отмахнулся Гусев. — Муха пролетела… Потом, запятая, Анна Ивановна, еще одна… — майор шлепнул себя по скуле. — Ах, ты, Дева Мария!

— Какая дева?

— Да какая дева, Ржевский, после вас в этом городе?! — взвился майор. — Не дева. Муха! Муха!! Расплодилось их этим летом… — Он опять заглянул в листок. — А за ними Ольга Андреевна и так далее до… как бишь ее?.. Марфы Митрофановны. Так вот, если это всё чин по чину перечислено и всеми гусарами подписано — извольте соблюдать! Спите со своими и на чужих не зарьтесь!

Он взял со стола другой листок и потряс перед носом Ржевского.