Портфель капитана Румба

Роберту объяснили, что если он будет запираться и не расскажет чистосердечно о своих шпионских планах, ему вставят между пальцами тлеющие пеньковые фитили или поджарят пятки. А если и после этого он проявит упрямство, его утопят с чугунной балластиной на шее в ночном неприветливом море.

Роберт плакал и клялся, что не имел злого умысла. Он так горячо говорил про свою любовь к морякам и так жалобно просил о снисхождении, что наиболее мягкосердечные начали ему верить. А когда он в доказательство своего увлечения морскими пуговицами высыпал на стол коллекцию, поверили и остальные. Не совсем поверили, но больше, чем наполовину. Однако осторожности ради решили на берег Боба не отпускать. Пусть плавает юнгой на «Бретонце», тогда уж ни с кем посторонним не встретится и ничего не разболтает…

Увы, морская жизнь оказалась вовсе не похожей на мечту! Боб по сути дела оставался пленником. В портах его не пускали на берег, запирали в кубрике. Он делал всякую черную работу и постоянно получал от команды пинки и зуботычины. Правда, он научился вязать морские узлы, заплетать такелажные концы, работать с парусами и даже стоять у штурвала. Но эта корабельная наука не приносила ему радости, ибо она была омрачена неволей и отсутствием друзей. К тому же вместо тропических островов и заморских стран Роберт видел лишь пасмурные побережья северных морей и заливов. Именно в этих водах плавал «Бретонец», промышляя торговыми делами — не столько честными, сколько в обход таможенных правил…

Одно утешение оставалось у юнги Боба — его коллекция. Ее, к счастью, не отобрали. Кому нужны медные пуговицы и без того несчастного хромоножки! Не золото ведь. И бывало, что вместе с пинками и насмешками Роберт получал от матросов и капитана новые пуговицы — в награду за работу. Длинный Мушкет иногда позволял себе быть добрым и в конце концов подарил Бобу одну из пуговиц со своего редингота.

Самую первую пуговицу — ту, которую он подобрал на улице в Гринхаусе, — Роберт считал талисманом и носил на шее, на черном шелковом шнурке. Над этим чудачеством тоже смеялись, и постепенно за коротышкой-юнгой прочно закрепилось прозвище Ботончито — Пуговка. Так впервые назвал его кок-испанец, так его потом звали всю жизнь…

Подневольное неприкаянное существование продолжалось около года. И надо сказать, что, несмотря на все тяготы, юнга Боб постепенно осмелел, окреп душою и телом и порой даже храбро огрызался на обидчиков. Среди матросов теперь было несколько таких, которые сделались не то что его приятелями, но, по крайней мере, относились к Бобу по-человечески. Да и сам Длинный Мушкет любил иногда позвать Ботончито в свою каюту и потолковать с ним о разных книгах. Однажды капитан даже обмолвился, что надо бы со временем перевести Боба из юнг в матросы и назначить ему постоянное жалованье…

Но, к сожалению, достойный капитан «Бретонца» был подвержен распространенной среди морских волков слабости: он употреблял слишком большие порции рома и потому однажды скончался в своей каюте от сердечного приступа.

Капитана по обычаю похоронили в море, зашив его в парусину и привязав к ногам чугунную чушку от балласта. После того огорченная утратой команда с капитанским помощником Беном Вудро по прозвищу Большая Чума устроила поминальный ужин, где к бочонку с ромом приложились все, не исключая вахтенных. В это время, на беду, ветер стал крепко свежеть и к утру достиг силы шторма.

Дело было у норвежских берегов — скалистых и опасных, если к ним подходить ближе, чем позволяет приличие. Зимнее небо заволокло облаками, пьяные матросы еле держали штурвал (а точнее — держались за него, чтобы не упасть). Верхние паруса не успели убрать, их сорвало. Горластый и толсторожий Большая Чума слегка протрезвел от страха.

Шторм ревел, и где находится бриг «Бретонец», никто не мог сообразить. Определиться по солнцу с помощью секстана не было, конечно, никакой возможности, потому что не было солнца. Да и не осталось после кончины капитана де Кря на «Бретонце» человека, который умел бы всерьез обращаться с мореходными инструментами. Оставалась еще возможность найти на карте место судна по счислению. Но никто с перепою не помнил, когда начался ветер и сколько раз менял направление. К тому же у Большой Чумы были крепкие кулаки, но не было никаких способностей к математике. А острые скалы в окружении шипящей пены могли показаться в любой момент с любой стороны. Требовалось немедленно проложить правильный курс, чтобы убраться из опасного места. И здесь у Бена Вудро сработали остатки сообразительности. Он велел притащить из кубрика в капитанскую каюту «этого хромого цыпленка Ботончито».

— Ты ведь умный парень, раздери тебя ведьмы! Вот тебе карта, если не хочешь кормить вместе с нами селедок!