Портал

На работе его дожидался вечно румяный Эвен. Он внимательно, быть может, чересчур внимательно рассматривал Доминика. Тот, с зажатым в руке листом, в полурасстегнутой белой рубашке, выглядел дико и чудаковато. Обычно Доминик не позволял себе вольностей, он никогда не расстегивал пуговицы, даже на горле, а тут – почти до груди. Вместо аккуратной прически – взъерошенные темные волосы. Он выглядел так, будто переболел желтухой, а все из-за дум: совесть так и разъедала Доминика изнутри. Он откинулся в кресле и смотрел в большое окно, на голубое чистое небо без единого облачка.

– Выкладывай, что шеф сказал?

– Иди к черту или работай, – ответил Доминик задумчиво, сосредоточенно перечитывая, что именно он написал для шефа. – Вроде все верно, но кому-то на грани развода захотелось испортить мне жизнь.

– Зачем тебе привлекать к себе внимание? Сиди и делай свои дела, друг.

– Нет, я уеду, и меня никто не остановит. У меня сердце кровью обливается от бездействия. Я должен, но никто не хочет меня понять.

– Не знаю даже, как помочь тебе, Доми. Потерпи, и тогда все само собой разрешится…

В конце рабочего дня он забежал в цветочную лавку. Начался ливень, и он с полчаса простоял с букетом ярко-красных роз под навесом кафешки. Он торопился попасть на стоянку, к «опелю», это в двух кварталах отсюда. Его так достал сегодняшний день, что он не выдержал и пошел в магазин пешком. Все время в машине, в офисе, и редко на улице, редкими стали и прогулки с дорогой Элизой. А так он хоть наполнил легкие кислородом, проветрил мозг и размял задеревенелые мышцы.

В семь «опель» стоял под воротами двухэтажного коттеджа с бассейном на улице, с видом на прекрасные воды Онтарио, с открытой верандой. Обласканная лужайка росла и зеленела с каждым новым днем. Доминик еще до отпуска собирался на выходных благоустроить сад, подстричь газон, убрать пестрые ароматные цветы в кадках, занести их в гараж на время проливных дождей и холодов. Если только решится остаться здесь теперь.

Звонок – быть может, не самый лучший вариант после долгой разлуки, но самый надежный и доступный, Элиза верно говорит.

«Может, Элиза права, и стоит просто поговорить по телефону, чтобы не стеснять его своим присутствием? Сказать, что все в прошлом, и я больше не злюсь. Нет, злюсь, только на себя, Майки!» – он думал сосредоточенно, представляя выражение лица Майкла, когда тот услышит голос родного брата.

Он отворил дверь, и еще с порога в нос ударил запах жаркого, пряностей и ароматной зелени. В коридоре, где росла вечнозеленая пальма – метровый ствол, увенчанный пучком крупных перистых листьев, – он остановился, прислушиваясь к шипящему в сковородке маслу и голосу.

Элиза обожала огромные растения и цветы, но ухаживал за ними Доминик. Ему нравилось наполнять дом уютом и вечно меняющейся жизнью. Без растений дом быстро бы захирел, как и он сам. Он шел на возбужденные восклицания Элизы, которые звучали с кухни. Она с кем-то разговаривала.

Доминик замедлил шаг, прислушался к разговору. Жена говорила раскованно, она была возбуждена и взволнована:

– Что я должна ему рассказать?! Нет, ты что! Тогда все будет кончено. Пусть остается все как есть, мам.

Доминик сжал охапку роз и спрятал букет за спиной.

– Он хороший, правда, – она произнесла это так мило, что Доминик широко улыбнулся. Он понял, что разговор о нем. – Я не знаю, мамочка, я запуталась, – она со стоном выдохнула. – Время не вернешь, мне пришлось сделать этот выбор. Теперь я не жалею, но… все равно так больно…

Доминик собрался было постучать, но его мышцы будто сковали. Он, сам того не желая, продолжил слушать голос Элизы.

– Так больно осознавать, когда ты любишь другого. Доминик ведь верит, что я терпеть не могу Майка, а у меня просто сердце разрывалось от боли, что он не со мной. Мам, я до сих пор его люблю и пытаюсь жить с этими мыслями, а смотреть по-прежнему с любовью в глаза его брату. Доминик милый, добрый, красивый по-своему, и, кажется, у меня получится его полюбить. Ты мне веришь? Спасибо, мамочка, ага, до скорого, и я тебя люблю. Пока!

Элиза положила трубку на каменную столешницу и подошла к плите.

На сковороде в шипящем масле жарились стейки. Она быстро перевернула их и натолкнулась глазами на него – остолбеневшего, негодующего, обманутого.

– Ты только вошел? – холодно спросила она, хотя ее и передернуло от испуга. – Я думала, ты задержишься на работе. Помнишь, ты что-то с утра говорил…

– Что за игру ты со мной вела пять долгих лет? Для чего ты мне врала, зачем привязала к себе? – он сжал крепко кулаки от злости и швырнул розы к ее ногам.

– Ты все слышал? – голос Элизы дрогнул, она едва сдерживала слезы. – Доми.

– Значит, и про беременность ты мне лгала! Одна ложь, а я, как дурак, слепо верил тебе…

– Доми…

– Не называй меня так никогда. Слышишь! – у него сердито сверкали глаза. – Только Майкл имеет право на это, только близкие, – он оборвал себя.