- Медведь - зверюга с понятием, зазря не накажет! А за дело и постоять можно, - ораторствовал он. - Есть грех - обмишулился, не сумел убечь от крапивного семени - и получи!
- Вашбродь, разрешите уйти, - взмолился солдат, когда Звонарев подошел к нему. - Силов моих нет слухать, как они надо мной изгаляются!
- Вы это что наделали? - вместо ответа накинулся на них прапорщик. - Не только не разрешу уйти, а попрошу еще добавить по два часа, чтобы впредь не безобразничали.
Вскоре подошел Борейко.
- Хороши, нечего сказать! Осрамили Утес на весь Артур. Смеются над вами и поделом! Пусто все в роте знают: заберет кого-либо полиция, пощады он меня не жди. Ну, пошли ко всем чертям, растяпы! - отпустил он наказанных.
Звонарев хотел было протестовать, но, увидев, какую умильную рожу состроил Блохин, засмеялся и махнул рукой.
Офицеры завтракали в своем блиндаже, когда денщик неожиданно доложил:
- Неизвестный генерал на батарею пришли.
- Кого это еще принесло? - недовольно буркнул поручик и вышел встречать неведомое начальство. Прапорщик последовал за ним.
По батарее шел Никитин, на ходу здороваясь с солдатами.
- Здорово, артиллеристы-батарейцы!
Удивленные утесовцы вразброд отвечали генералу.
Приняв рапорт Борейко, Никитин осведомился, не был ли на Залитерной Стессель.
- С момента сооружения Залитерной здесь его превосходительства не видели!
- Он собирался сегодня побывать у вас.
- Весьма польщены с голь высокой честью.
Генерал прошелся вдоль фронта батареи, задавая различные вопросы.
- Я всю жизнь свою прослужил в мортирном полку и понятия не имею о крепостных пушках и правилах стрельбы из них, - признался он - Чем же изволите сейчас ведать, ваше превосходительство? - справился Борейко - Председатель комиссии по наблюдению за тем, чтобы в ночное время люди не спали на позициях, - важно сообщил генерал.
Поручик чуть заметно усмехнулся.
- Весьма ответственная должность.
- Да, если хотите, - нахмурился Никитин, почувствовав насмешку.
После обхода позиции Борейко предложил генералу позавтракать, а Звонареву велел навести порядок на батарее и предупредить, когда появится Стессель.
Солдаты усердно принялись за уборку. Заинтересовал и их Никитин. Начались расспросы - кто он, чем ведает, зачем пришел на батарею. Прапорщик подробно рассказал, что знал.
- Выходит, он вроде старшего ночного сторожа в Артуре, - решил Блохин. Только где же у него погремушка?
- Какая погремушка? Трещотка, что ли?
- Она самая.
- Сделай да поднеси ему, - засмеялся Звонарев.
- Мигом сварганим из старого железа, только как бы у меня потом из-за этого голова не затрещала, - зубоскалил солдат.
Пользуясь затишьем на фронте, Стессель решил объехать батареи второй линии. Здесь было совершенно безопасно и в то же время можно было с чистым сердцем послать реляцию о посещении передовых позиций.
Артиллеристы едва успели закончить уборку, как на дороге показался известный всему Артуру экипаж, запряженный парой серых в яблоках лошадей.
Прапорщик поспешил в блиндаж. Там он застал Никитина и Борейко, усиленно выпивающих и закусывающих. Не привыкший к гомерическим порциям поручика, генерал уже с трудом двигая языком.
- Подъезжает Стессель, - сообщил Звонарев.
- Разрешите встретить его превосходительство? - обратился поручик к Никитину.
- Конечно, конечно. Он ведь любит почет. Сразу раздуется, как индейский петух, думает, что тогда его и впрямь за умника ненароком сочтут, пролепетал с трудом генерал.
Офицеры вышли, оставив своего гостя в обществе целой батареи недопитых бутылок и опорожненных стаканов.
Стессель вышел из экипажа и приказал выстроить солдат за орудиями. Когда это было исполнено, он громко поздравил солдат с отбитым штурмом и поблагодарил за службу. Обходя по фронту, генерал сделал Борейко замечание за плохую выправку солдат. Особенно возмутил его Блохин, у которого фуражка блином сидела на голове, пояс спустился вниз, на лице застыла глупейшая улыбка.
- Что за олух! - закричал Стессель. - Голову выше, брюхо подбери! - И генерал ткнул солдата в живот.
Эффект получился совершенно неожиданный. Перегнувшись вперед, солдат громко икнул. Стессель даже онемел от удивления.
- Поставить этого идиота на шестнадцать часов под ранец, чтобы вел себя прилично в присутствии генерала, - приказал он, обретя наконец дар слова. Не солдаты, а папуасы какие-то!
Неизвестно, сколько бы времени он возмущался, если бы не увидел приближающегося к нему Никитина. С блаженно-пьяной улыбкой на багровом лице, пошатываясь и заплетаясь на каждом шагу, Никитин еще издали посылал своему другу воздушные поцелуи. Стессель нахмурился.
- Ты уже успел зарядиться! - недовольно проговорил он.
- Успел, Толя, но только самую капелечку! Не сердись, дай я тебя поцелую.
- И Никитин обнял Стесселя.
- Довольно, Владимир Николаевич. Тебе, я вижу, надо немного отдохнуть.
Поедешь сейчас со мной.
- Только не хмурься, Толя. Ведь в молодости и ты не был схимником!
Помнишь, как перед третьей Плевной мы с тобой в собрании дербалызнули? Ты еще на четвереньках под столом ползал, лаял по-собачьи и кусал дам за ноги!
Ведь тоже был когда-то шалунишкой!